Может быть, вы
удивитесь, но АГАТА КРИСТИ – центристы нашей музыки. Они не рок и не попс, не замшелые ветераны и не
молодая шпана, не чистый декаданс и не абсолютное техно. За излюбленный звук не цепляются, процент
шлягеров в альбомах не высчитывают. А который год пребывают властителями душ. Как им это удается?
Ведь это только видимость, будто их центристская позиция – нечто прочное и незыблемое, занятое раз и
навсегда. Это бесконечный баланс и поиск. А еще откровенность – иначе поиски бесполезны.
За откровения в АГАТЕ отвечает Глеб. Именно он – сегодняшнее лицо группы. Во всяком случае, мне так кажется – сам-то он будет отпираться и проводить идеи коллективизма. Да я их и не отрицаю. Выдвинуть лидера – дело коллективное. Быть лидером – дело лидера. В новом альбоме “Чудеса” младший Самойлов опять сочинил большинство песен. И я, пожалуй, не знаю никого из ныне здравствующих, кто в своих песнях выворачивался бы наизнанку с таким бесстрашием, граничащим порой с цинизмом, порой с истерикой, а порой с полной беззащитностью. Одни воспринимают это как моветон, другие – как искренность высшей пробы. Но если кто и понимает, на чем замешан этот коктейль, так это только сам Глеб.
ЗВУКИ, ЧУДЕСА И ВОЛКИ
Как бы вы описали нынешнее состояние АГАТЫ КРИСТИ?
Глеб Самойлов: Сейчас – предвкушение работы, предвкушение нового подъема, как творческого, так и… финансового (смеется). Мы меняемся. Нас очень сильно изменил альбом “Ураган” – не меньше, чем “Опиум”, который дал нам популярность, вывел на орбиту шоу-бизнеса, сделал звездами – это, конечно, большая перемена в жизни. “Ураган” был переменой внутри нас, и тоже большой. А новый альбом – это, наверное, осмысление немножко сверху: того, что с нами происходит, наших ощущений.
Я послушала альбом…
Глеб: Полностью?
Да. И мне показалось, что ваш рядовой слушатель воспринимать его будет достаточно тяжело. Сложный звук. Безусловно, прогрессивный, модный, но вдоволь- но тонкой прослойке людей… Не боитесь, что массы он может отпугнуть?
Глеб: Это такое декадентское ретро-техно, я бы сказал, в некоторых вещах. В других – сочетание гитарного звука с наивностью драм-машины 80-х. А отпугнет – не отпугнет… Когда Ник Кейв собрал аншлаги в двух столицах, я начал думать о нашем народе немножко лучше, чем раньше.
Кейв на вас повлиял?
Глеб: В этом альбоме вряд ли, у него на готических блюзах все замешано, на крови, а у нас – более европейская музыка, отсылающая, может быть, к средневековью… Я имею в виду – мелодически и гармонически.
Может быть, эмоционально?
Глеб: Не знаю… Хотя, ну да, “страшилок” у нас больше никто не поет. Кроме, разве что, групп АРИЯ или КОРРОЗИЯ МЕТАЛЛА. Но это уже другие “страшилки”.
А почему “Чудеса”? Что за чудеса такие?
Глеб: “Чудеса” – это чудеса. Это сказка, это чудо, это то, о чем мечтает каждый человек в глубине души, может быть, даже не очень отдавая себе в этом отчет. Этот мир не единственный – есть другая, более честная и настоящая реальность, где возможна сказка, возможно чудо, возможна справедливость. По крайней мере, в нашей стране так думали испокон веков.
Не знаете такой рассказ у Пелевина – “Проблема верволка в средней полосе”?
Глеб: Нет, не читал – даже не знаю, кто такой Пелевин.
Он просто
перекликается с вашей песней “Вервольф”. Почему волк, почему оборотень, чем этот образ для вас
притягателен? Пелевин пишет, что на самом деле только настоящие люди превращаются в волков. Среди
людей много других оборотней – есть люди-свиньи, люди-жабы, но люди-волки – единственные,
кто
могут быть по-настоящему людьми.
Глеб: Сильно! Ну, альбом имеет такой волчий оттенок, в принципе. Оттенок неприкаянной силы, скажем так, и противопоставления личности обществу.
ОТВЕТСТВЕННОСТЬ
Лично у меня если и возникают претензии к АГАТЕ КРИСТИ – то к тому, что у вас какой-то детский подход. Вам плохо, вам больно – и вы об этом кричите! Так делает любой ребенок.
Глеб: А это нормально, по-другому и смысла нет. Или надевать маску на себя? Тогда это будет шоу-бизнес.
Ну да, но тут есть элемент некой безответственности.
Глеб: А творчество настоящее и должно быть безответственным. Если человек сам внутри себя чего-то не видит, то это называется “волков бояться – в лес не ходить”. А мы выплескиваем из себя наружу полностью, ничего не скрывая, все хорошее и все плохое. Мне кажется, что это самый честный способ жизни в творчестве.
Кто-то скажет, что это очень сложно, может быть, даже труднее всего, но, с другой стороны, это самый простой способ.
Глеб: Да, об этом еще Василий Васильевич Розанов сказал в своих знаменитых трактатах. Он именно так и писал – выражал вообще все, что он чувствует, что думает, не умалчивая ни о чем – от самого низкого до самого высокого. И говорил, что по-другому не видит смысла писать вообще.
А в жизни вы ответственный человек?
Глеб: Смотря в чем. В отношениях с людьми – да.
Не случалось, чтобы вы сделали кому-то больно именно по причине безответственности?
Глеб: Да все люди делают кому-то больно. Но это не делается специально никогда. Если я и делаю больно, то, по крайней мере, стараюсь эту боль искупить. Даже если человек испытал ее заслуженно. С другой стороны, заслуженно можно получить только какое-то наказание, но дело в том, что ни один человек не вправе наказывать другого. Как раз самое плохое – то, что случается внутри обидевшего. В нем происходят перемены, и не очень хорошие, если он этого не осознает. Если осознает – значит, раскаивается.
НАРКОТИКИ
Вы готовы к тому, что обязательно найдутся люди, которые, услышав по радио “Ковер-Вертолет”, будут говорить: “Как же так можно пропагандировать наркотики?”(У Глеба этот рассказ вызывает приступ гомерического хохота, совладав с которым, он начинает терпеливо объяснять.)
Глеб: Песня вообще-то появилась после моего разговора с мамой. Мама проходила какой-то тест, где был вопрос: “В каких обстоятельствах вы чувствовали бы себя комфортнее всего?” Я сказал: “Наверное, если бы я умел летать”, – и мама говорит: “Вот, я то же самое ответила”. То есть песня посвящена маме и к наркотикам никакого отношения не имеет. Только к полету.
(К дискуссии подключается выходивший покурить старший Самойлов –
Вадим)
Вадим: Я думаю, мы можем сами устроить полемику по этому поводу и навязать мнение, что
альбом посвящен не наркотикам, а… бензину, например.
Глеб: Люди обычно ругают то, что не понимают или боятся понять. Наши песни заставляют людей меняться, наверное, а меняться человек часто не хочет.
А вы сами, когда хотите каких-то перемен в себе, идете естественным путем? Или ищете искусственных ощущений?
Глеб: Смотря что называть искусственными ощущениями. Русские горки – это ведь тоже искусственное ощущение.
Вадим: И знаете, они созданы-то искусственно, но ощущения-то настоящие.
Кто-то сказал – не помню, кто, – что от жизни возможно получить всё, не прибегая к вынужденным мерам. Если жить по-настоящему.
Глеб: А это смотря что значит – “жить по-настоящему”. Для кого-то это провести жизнь, копаясь в философских трудах и сочиняя свои, размышляя о смысле бытия, как старик Кант. Для другого – спускаться по горным рекам и прыгать с парашютом.
Вадим: А еще для кого-то – посещать все тусовки. Или БАМ построить.
Ну а для вас?
Глеб: Для нас… В конце жизни поймем, наверное.
Вадим: Если говорить однодневно, то – написать песню, от которой у самого бы дух захватило.
Глеб: Песни – тоже не самое главное в жизни.
ТВОРЧЕСКИЙ ПРОЦЕСС
Кстати, о песнях. С чем связано затянувшееся молчание Вадима как автора? Еще со времен альбома “Опиум”…
Вадим: Много с чем связано. С одной стороны, с тем, чем мы хотим заниматься и чем вынуждены. С другой стороны – что от себя хочешь услышать и что получается в результате. Это очень субъективно. Я не назвал бы каких-то определенных причин. Я понял, что пытаться анализировать бесполезно. Какие-то вещи происходят – или не происходят.
Глеб: Бог дал, Бог взял. Бог даст – напишется и новая “Viva Kalman!”, и новая “Черная Луна”, – Глеб называет лучшие хиты брата, – или просто что-то новое совершенно.
Вадим: Всему свое время. Нельзя сказать, что я ничего не делаю – просто то, что я делаю, я слушаю потом сам, и мне хочется чего-то большего. Возможно, я не могу пока понять, что со мной сейчас происходит. Может, я не в том направлении ищу, а может, действия не в том порядке совершаю.
Глеб: Волшебные слова перепутал.
А творчество Глеба – как вы его оцениваете?
Глеб: Мне выйти? О мертвых либо хорошо, либо ничего! (общий смех) .
Я думала, между вами особых творческих секретов нет.
Вадим: Ну, если мы столько лет достаточно интимную часть жизни – сцена, концерты – предпочитаем проводить вместе, то, стало быть, я очень хорошо отношусь к его творчеству.
Для вас важно,как вы оцениваете друг друга?
Глеб: Конечно, важно. Но важнее собственная оценка – потому Вадик сейчас и не выносит свои песни на публику.
Вадим: Да это и не оценки.
Глеб: Приятие или неприятие, а вернее, понимание. Иногда просто не догоняешь чего-то в песне, а в один прекрасный момент, за разговором или прямо за исполнением начинаешь понимать. Это не оценка, а полученые по-настоящему, самым лучшим способом удовлетворение и радость от того, что понимаешь произведение другого человека. Чрезвычайно сложная вещь – взаимопонимание.
Вообще мнение любого человека важно, но не настолько, насколько важно внутреннее ощущение того, что ты прав. Вадик правильно сказал: написать такое, от чего у самого дух захватывает – вот главное.
А если вы что-то такое написали, а вам со всех сторон говорят: “Да ты что! Это же плохо!”
Вадим: Когда внутри группы так происходит – песня не нравится большинству, а нравится только автору – она не проходит. Хоть обдоказывайся. Такой немножко насильственный механизм взаимных обязательств. Мы сами этот механизм изобрели, он достаточно жесткий, но это единственный вариант избежать “коверканья” друг друга и соблюсти уважение. Впрочем, если ты очень хочешь, чтобы песня была обнародована, то будешь стараться ее “довести”, что-то такое еще из себя вытащить, чтоб убедить остальных, что это хорошо.
Глеб: Иногда, сочиняя песню, находясь внутри нее, сам понимаешь значительно больше, не выразив полностью того, что хотел сказать. Песня существует в симбиозе с душой, и кажется, что всё сказал достаточно внятно. Но это не всегда так.
Вокруг нового альбома много было споров? Много песен отсеялось?
Глеб: Споры – вокруг каждого альбома. А в этом все песни отсеяли сами авторы. Вадим так и не стал выносить свои предложения. Саша Козлов написал несколько песен и сам отрезал большую их часть, осталось три. Я тоже много песен сам отсек. Просто возникло ощущение, что это не те песни, за которые стоило бы рубиться.
ВОЛШЕБНАЯ СИЛИ ИСКУССТВА
Глеб, вы любите живопись? Что вам ближе?
Глеб: Есть огромное количество картин, каждая из которых единственная мне нравится у какого-нибудь художника. И есть имена, которые по жизни любимы: Босх, Гойя, Бердслей…
А что за последнее время произвело сильное впечатление из музыки, книг,
фильмов?
Положительное, отрицательное – неважно.
Глеб: Отрицательного – ничто не
производит. Либо нравится, либо я равнодушен.
Если произведение вызывает любое сильное чувство –
значит, оно задело, мимо не прошло и ты в нем все равно задействован. А то, что проходит мимо –
просто неинтересно, никаких струн внутри не затрагивает. Часто люди, активно ненавидящие какое-то
произведение искусства, на самом деле ненавидят свои собственные мысли и черты, которые оно в них
пробудило. Это и есть причина яркого, глубокого эмоционального отношения, пусть даже
негативного.
А конкретно что-то назовете?
Глеб: Да столько замечательных книг
написано, фильмов снято! За последнее время тоже очень много всего возникло. Если говорить про
музыку и 90-е годы, то это вся техно-революция, которая сильно повлияла не только на музыкальную
культуру, но на культуру в принципе, на ряд вещей в духовной жизни человека. Если говорить про
альбомы, то для меня это, наверное, “Songs Of Faith And Devotion” DEPECHE MODE,
“Outside” Дэвида
Боуи, “Murder Ballads” Ника Кейва, “Pocket Universe” YELLO… Много музыки хорошей. Скажешь про
одних – другие обидятся. Если узнают, конечно… В нашей музыке? До фига всего стало. Выбор
огромнейший. Но сильно ничего не захватило.
А фильмы… Все фильмы, которые хотелось посмотреть, уже посмотрены, книги, которые хотелось прочитать – прочитаны. Жду, пока новые напишут.
А что перечитываете, пересматриваете?
Глеб: Огромное количество названий и авторов.
Раньше вы упоминали Гофмана, Кастанеду…
Глеб: Кастанеда –
это немножко не то. Рядом с беллетристами его нельзя ставить.
Нет-нет, он не философ, он свой
духовный опыт описывал. Философия – это гонки человека, который пытается свое мнение выдать за
последнюю истину и единственно верное видение мира. Поэтому мне философия не близка. Хотя я в свое
время прочитал многое, потом осознал, что засорять себя гонками людей, которые сами в этой жизни так
ни фига и не поняли, но пытаются научить других – лишнее. Я знаком с большим количеством выпускников
и преподавателей философских факультетов нашей страны и примерно знаю, как это делается.
А поэзия вам близка?
Глеб: Ой, поэзию очень не люблю. Неинтересно!
ОБЩЕНИЕ
Есть что-то в жизни смертельно надоевшее?
Глеб: Очень личный вопрос – лучше к песням обратитесь.
Вы высказываетесь в песнях. А любите ли просто общаться?
Глеб: Раньше любил, сейчас нет. Очень сильно поменялся круг общения. Мы выбежали
из родной обстановки и кочуем по стране, встречаясь с огромным количеством людей. Если каждому из
них раздавать часть себя непосредственно,
индивидуально, то после десяти человек от себя ничего
не останется. Люди, бщаясь, так или иначе хотят что-то получить. Может быть, просто совершить
энергетический обмен с артистом, со звездой. Но не всегда им есть что предложить в обмен. Когда их
очень много, можно просто помереть – высосут и будешь как сдутый воздушный шарик.
А что вы хотели бы получать от людей?
Глеб: Кроме одобрения ничего не хочу. Может быть, хотел бы критики, но конструктивной. А больше мне от людей ничего не надо. Мне не нужно слушателя, чтобы рассказать ему всю свою жизнь и разрыдаться в конце – если только не очень пьяный.
То есть, вы человек самодостаточный?
Глеб: В принципе да, но иногда бывают моменты, когда требуется просто поддержка друзей, которых уважаешь. И очень хорошо, когда ее получаешь. А нет – значит, нет. Тогда я нахожу ее в себе.
Вы боитесь чего-нибудь?
Глеб: Наверное, да. Но… конкретно сейчас анализировать? Я же не на исповеди, а на интервью. Я б, наверное, был публицистом, если б умел сказать все словами…
Автор – Лена ОРКЕСТР