Статьи

---

• Своими песнями пытаюсь заговорить смерть
• Творчество и любовь заставляют меня двигаться и жить
• Мечта о новом мире
• «Мы действительно умираем на сцене!»
• RockOracle №5

Газета «Труд», 6.12.2011

Глеб Самойлов и его группа The Matrixx с новым альбомом «Треш» отправились в турне по городам России

«Труду» музыкант рассказал об изменениях в своем творчестве после расставания со старшим братом Вадимом и разрыва с режиссером Валерией Гай Германикой.

— Глеб, альбом начинается с композиции «Рай». Даже неловко спрашивать у такого мрачного рокера, что такое рай.

— Предлагаю вам прочитать текст песни, и вы все поймете. Он коротенький, как скороговорка: «Шел по маршруту трамвай номер два, гроб на колесах — трамвай номер два, ехали в нем триста три мертвеца, смотрели, как площадь от крови красна. Это — рай!»

— Одни мертвецы в вашем раю. Слово, звук — это же магия. Когда пишете, а потом исполняете такие жуткие вещи, не боитесь накликать беду?

— Один мой хороший знакомый Егор Белкин сказал, что я пытаюсь заговорить смерть. Есть такая русская традиция — вспоминать покойников и старуху с клюкой, чтобы отвести смерть. Была русская колыбельная, которую пели над больным младенцем: «Баю-баю-баю-бай, поскорее умирай!» Как правило, ребенок выздоравливал после безжалостного причитания.

— В альбоме есть еще песня «13». Вы со своей склонностью к дьявольщине поклонник этой цифры?

— На самом деле эта песня о 13-летней девушке. Что такое 13 лет в наше время, особенно для девушек? Это период, когда женщина еще не загнана в матрицу домохозяйки, конвейера по рождению детей или просто самки, когда подростковая пассионарность сочетается с неприятием этого мира. Замечу, что современные 13-летние девушки взрослее своих ровесниц из советской эпохи. Они несут заряд борьбы. Кто-то уже попробовал наркотики. Таких девочек я встречал.

— Ваша музыка считается альтернативной практически всему русскому року. Наверное, и в политике симпатизируете оппозиционным партиям?

— К партиям я никак не отношусь. Еще не видел знамен, под которые готов встать. Мои политические симпатии носят несколько радикальный характер, и они вне парламентского устройства. В мире моих ценностей нет места олигархам, генералам, мигалкам. Я не вижу больших различий между крайними левыми и крайними правыми. Они разделили всех людей, которые не хотят подчиняться системе, по полочкам и категориям, да еще приклеили к каждой ячейке ярлыки. Кстати, у меня этих ярлыков хоть отбавляй: наркоман, фашист… А с выходом песни «Делайте бомбы» не исключено, что и террориста пришьют. У меня давно была идея о том, чтобы провокационную мысль спеть — ну, вместо крика. Только крик вызывает в ответ еще больший крик и агрессию, а музыка действует по-другому.

— Какие у вас взаимоотношения с Вадимом Самойловым?

— Он мой старший брат и им всегда останется. И что бы он ни сотворил и под какие бы знамена ни встал, не брошу в него камень. Из-за брата я отказался этим летом участвовать в акции Артемия Троицкого «Антиселигер», потому что тогда Вадим с ним судился. Не хочу говорить, кто из них прав. Но брат есть брат. Хотя с Вадимом мы практически не общаемся.

— Почему музыка группы Matrixx не звучит в эфире? Из-за мата, неполиткорректности?

— В наших песнях мало мата. Я заметил, что в отечественном эфире звучит или абсолютный мат-перемат, как у Шнура, или когда ни единого дурного слова. Мы искренне не понимаем, почему нам отказывают в эфире. Худсоветы говорят, что форматные песни в нашем творчестве есть, но взять их не могут. Например, им не понравился глагол «бухать». Я пришел к выводу, что есть артисты, которым дозволено петь во все горло «бухать», а есть те, которым это запрещено. Видимо, не находят в наших песнях ноток патриотизма.

— А о любви Глеб Самойлов и Matrixx поют?

— В альбоме «Треш» много песен про любовь. Для меня любовь — это поиск большого, настоящего чувства. Может, даже не поиск, а ожидание. Не могу назвать себя в этом смысле аскетом, но то, что я не влюбчивый мужчина, — это точно. За всю жизнь у меня было всего четыре серьезных романа. Я не считаю, что если девушка тебя разлюбит, то это предательство, это — жизнь! А во мне непреодолимая рациональная тяга к жизни!

Вечерняя Москва 7.11.2011

 

Новый альбом группы «Глеб Самойлоff & The Matrixx» — коллектива, состоящего из экс-музыкантов групп «Агата Кристи» и «Наив», — вышел в цифровом формате на сайте Thankyou.ru. Любой желающий может его скачать, заплатив, сколько не жалко. Или вовсе не заплатив. Надо сказать, что новое творение Глеба Самойлова «Треш» полностью оправдывает свое название: это треш, жесткий панк — бескомпромиссный и злой. На обложке диска красуется «девушка с косой» — бледная и утомленная Смерть, которой, видимо, слишком много приходится в последнее время работать…

Музыканты — люди в радикально-черном — вполне дружелюбно пообщались с журналистами, с ходу заявив, что данный альбом «трудно будет до- слушать до конца».

Название альбома навеяла сама жизнь: взрывы в московском метро, социальное неравенство, атмосфера всеобщей болезненной ненависти и страха.

«Наши песни не берет в ротацию ни одна отечественная радиостанция», — с гордостью и радостными улыбками поведали музыканты. А также подтвердили как на духу, что их депрессивная музыка и рассчитана на людей, близких им по мироощущению. Однако, заверили рокеры, она способствует выплеску агрессии и негатива, что в конечном итоге можно признать благом: это лучше, чем с отчаяния резать себе вены.

После прослушивания песни The Matrixx «С чекою в зубах» с истеричным вокалом Глеба Самойлова возникло непреодолимое желание пообщаться с Глебом и понять, как может выжить творческий человек на «планете бандитов и паханов». Оказалось — может, причем в согласии с собой.

Фронтмен The Matrixx произвел впечатление человека абсолютно свободного, позволяющего себе роскошь оставаться самим собой. Он был весьма откровенен и ответил на все, порой довольно интимные вопросы.

— Глеб, сейчас вы выглядите как вполне уравновешенный и спокойный человек. Никогда бы так о вас не подумала, увидев на сцене или послушав в записи. Это два разных человека. Какой же вы настоящий?

Глеб Самойлов — А я разный. Настоящий я и там, на сцене, и здесь и сейчас. Просто в данный момент я на работе, поэтому сосредоточен. А вообще, основное мое состояние, когда я не занят делом, — тотальная депрессия. Такая, что я не в состоянии заставить себя делать хоть что-то…

ПОСЛЕ РАСПАДА «АГАТЫ КРИСТИ» Я ОЩУТИЛ ПОЛНУЮ СВОБОДУ ТВОРЧЕСТВА

— Значит ли это, что работа для вас — своего рода терапия, способ выжить?

Глеб Самойлов — Да, конечно. На самом деле только любовь и творчество способны вывести меня из обычного угнетенного состояния. Только они заставляют двигаться и жить.

— Наверное, депрессия — это неизменный спутник любого творческого человека. Как вы с нею боретесь?

Глеб Самойлов — Никак не борюсь, это, по большому счету бесполезно. Жду, пока пройдет сама.

— Ваша музыка очень тяжелая — даже не по форме, а по содержанию. Мне ее прослушивание далось с трудом: слишком угнетающее впечатление. Кто ваши поклонники, ведь вы собираете-таки полные залы на своих концертах?

Глеб Самойлов — Это люди примерно от 15 и до 35 лет — с таким же мироощущением, что и у меня. На концертах они, правда, не плачут, а скорее наоборот — отрываются по полной программе, как, собственно, и мы (улыбается).

— Вы чувствуете отдачу зала, питаетесь ее энергетикой?

Глеб Самойлов — Да, отдача есть, но энергии мы больше отдаем, нежели получаем — после выступлений я чувствую полное опустошение… К тому же исполняя песни, которые, как вы верно заметили, очень тяжелы эмоционально, приходится вновь и вновь переживать довольно сильные негативные чувства — но я получаю от этого некое мазохистское удовольствие.

— Всегда было интересно, как рождаются песни. На что похож процесс?

Глеб Самойлов — Бывает по-разному. Иногда это озарение, когда на тебя что-то снисходит, и все пишется словно само, легко и непринужденно. А иногда мучительно долго и тяжело: мысль приходит, а с ходу выразить ее в песне не получается.

Знаете, после того как прекратила существование группа «Агата Кристи», я вдруг ощутил абсолютную свободу в творчестве — мне стало легче сочинять. До этого всегда были некие сдерживающие центры: пишешь песню и думаешь, а будет ли она в формате «Агаты Кристи»? В своей же группе я волен творить безо всяких ограничений. Я сам и есть формат.

— Какие у вас отношения с религией?

Глеб Самойлов — Очень сложные. Я то верю в Бога, то не верю… Хотя я несколько лет назад по настоянию моей бывшей жены окрестился в православном храме. Но по-настоящему верующим назвать меня сложно.

— У вас есть сын — тоже Глеб. Как у вас складываются с ним отношения? Он интересуется вашим творчеством?

Глеб Самойлов — Я, скорее всего, плохой отец: редко вижу сына. Но я его очень люблю. Он часто бывает на моих концертах и слушает мою музыку, многое из моего творчества ему нравится. Так что, думаю, еще не все потеряно!

ДОСЬЕ ВМ

Глеб Самойлов — вокалист, гитарист, басист, лидер группы «Глеб Самойлоff & Matrixx», в прошлом — фронтмен группы «Агата Кристи». В число основателей «Агаты Кристи» не входил — присоединился к группе в 1988 году, днако являлся основным автором слов и музыки песен группы.

Родился 4 августа 1970 г. в городе Асбест, не имеет профессионального музыкального образования (бросил музыкальную школу).

На гитаре играет с подросткового возраста. Был дважды женат, имеет сына.

Здесь можно скачать новый альбом Глеба Самойлова&The Matrixx абсолютно бесплатно и легально

http://thankyou.ru/music/hip-hop/n1nt3nd0/albums/n1nt3ndo

Наталья Рогожина

Газета “Завтра” ОТ 12 ЯНВАРЯ 2011 г.

Глеб Самойлов в гостях у «Завтра»

“ЗАВТРА”. Глеб Рудольфович, хочется начать с названия твоего нового проекта “Глеб Самойлоff &The Matrixx””. Мы уже отмечали, что исторически “Johnny Kidd & The Pirates”, “Adam & the Ants”, “Sam the Sham & The Faraons” или “Экзич и Затерянные в космосе” — следующие после имени предводителя — “муравьи”, “пираты”, “фараоны” или “затерянные в космосе” — предполагают некое расширение, соратничество. Здесь же в содержание входит “Матрица”.

ГЛЕБ САМОЙЛОВ. Честно говоря, название придумали сами музыканты. Я только предложил писать два хх в конце, потому что я большой поклонник сериала “Lexx”. Можно сказать, что название ни о чём, так же, как “Pink Floyd” или “Кино”. Но и понятно, что “Матрица” отсылает к непростому фильму. В издательстве “Ультра.Культура” некогда вышла книга “Прими красную таблетку” — культурные, социально-политические, философские интерпретации феномена фильма “Матрица”, точнее, его первой части. Про остальные говорить сложно — пошла заумь и эксплуатация темы, пожалуй, даже принижение. Первый фильм не был поучительным, назидательным, он был скорее протестным. Возможно, именно этот фильм натолкнул массового зрителя на подозрение, что вокруг что-то или всё не так.

Вообще, тема борьбы с постмодерном постмодернистскими же средствами — очень мне интересна и близка.

“ЗАВТРА”. “Глеб Самойлоff & The Matrixx” яростно оппозиционен в отношении окружающего мира. Обычно схожие настроения облекаются в радикальную музыку — панк, блэк-металл, индастриал. “Матрица” же — вполне поп-проект.

Г.С. Это моё осознанное желание. Мне всегда нравилась двусмысленность. В числе моих любимых авторов сегодня — Момус, австралийский проект “Snog”. В удобоваримую или модную форму вдруг вкладываются идеи, которые вроде бы с такой музыкой не должны быть связаны. Или же одна из самых протестных песен восьмидесятых годов ХХ века “First we take Manhattan” Леонарда Коэна сделана абсолютно попсово. На меня это произвело неизгладимое впечатление. Да, можно орать, рычать, кричать, что всё неправильно, а можно спеть. И когда это поётся — в голове возникает ощущение несовместимости, и от этого крышу реально сдвигает, происходит разрыв шаблона.

“ЗАВТРА”. Провокация?

Г.С. Именно так. Тот же Мэрилин Мэнсон мог бы эксплуатировать свой имидж, найденный звук, а он меняется. Последний альбом — у меня ощущение, что там главное — стихи, музыка откровенно второстепенна. В поп-обёртке подаются совершенно неправильные для западного общества идеи, мысли и вещи.

“ЗАВТРА”. Но ты не отказываешься от лирики?

Г.С. Лирические вещи рождаются сами. Но что бы там ни рождалось — кроме песни “Никто не выжил”, ни одна радиостанция ни одной песни с альбома не взяла. Значит, не зря я старался. (Смеётся.)

“ЗАВТРА”. А “Сердце и печень”?

Г.С. Нельзя, потому что там есть про водку. Так нельзя уже и на рок-радио. Понятно, что пресловутый “формат” — это тоже синоним цензуры. Но сейчас получается такой парадокс. Глобально говоря, рок-музыкант всегда пел о том, какой он “плохой”. Сейчас же получается, что надо петь о том, какой ты “хороший”. Смешно как-то.

Где-то слишком много электроники, хотя “Опиум” — можно крутить — это старые песни, “золотой запас русского рока”.

Нам по каждой песне подробно и аргументированно объясняли, почему она не может пойти в эфир.

“ЗАВТРА”. Целый концептуальный альбом мог бы получиться, если издать переговоры с радиостанцией. А по какому критерию формировалась программа “Прекрасное жестоко”?

Г.С. Мне хотелось сделать всё максимально откровенно. Перестать писать сказки и назвать вещи своими именами. Выразить свои главные настроения данного периода. Именно поэтому мы играем “Порвали мечту” из репертуара “Агаты Кристи”, с этой песни в моём творчестве начался переломный момент. В “Матрице” всё подчинено концепции. Альбом я пишу, как книгу или как спектакль. Если песня мне даже нравится, но чувствую, что она чужда в контексте программы, я её уберу.

“ЗАВТРА”. В интервью десятилетней давности журналу “Иначе” ты негодовал по поводу Ницше. Но в подаче “Матрицы” много того, что обычно именуется “ницшеанством”?

Г.С. Многое зависит от личных симпатий и антипатий. Например, я безумно уважаю как визионера, как человека не от мира сего Даниила Андреева, но читать “Розу мира” мне скучно.

Я недавно понял, что мне вредно читать философов, читать идеи — я начинаю теряться: какие из них мои, а какие нет. Отныне я себя специально ограничиваю, чтобы знать, что это мысль моя, а не откуда-то вычитанная. Единственный французский философ, которого сейчас читаю, — это маркиз де Сад.

Поэзия же для меня во многом на Маяковском началась и на нём же и закончилась. Не считая Хлебникова и иже с ним. Ещё в какой-то мере Александр Вертинский. Но Вертинский больше артист, отдельно стихи его читать непросто. В его песнях бывают очень сильные строки. Образы, его любимые контрасты, где идёт лирика, а потом внезапно — чуть ли не бранное слово. Но Вертинский — всё-таки поэт-песенник. То, чем в принципе и я занимаюсь, я не поэт.

“ЗАВТРА”. Но в программе “Прекрасное жестоко” стихи играют заметную роль.

Г.С. Я счёл нужным это сделать. После смерти Ильи Кормильцева у меня был период графомании. Думал, говорил исключительно стихами. Написал множество стихов — большая часть дрянь, конечно, такое акынство . Но что-то выразило основные мысли того периода. Стихи, которые я счёл более-менее достойными и нужными, вкраплениями вошли в программу. В следующем альбоме, думаю, стихов уже не будет.

“ЗАВТРА”. Глеб Самойлов периода альбома “Декаданс”, периода альбома “Майн Кайф” и сегодня…

Г.С. Это разные люди. “Декаданс” — это самовлюблённость и эстетство, “Майн Кайф” — трагичное восприятие действительности, мистицизм. Именно с этого альбома я начал какие-то политические контакты. А сейчас — радикализм.

Хотя можно сказать, что всё это один и тот же человек, но проходящий путь. И как мне кажется сейчас, путь достаточно закономерный.

Когда весь СДК МАИ орёт строки из альбома “Прекрасное жестоко”, я чувствую, что жизнь прожита не зря. Или хотя бы альбом не зря записан.

Меня многие обвиняют в том, что я не взрослею. Но для меня это и есть процесс взросления. Группа “Матрица” — это взятие ответственности за каждое сказанное слово. Я просто взросление понимаю не так, как его понимают общественные институты. Взросление — не угасание, равнодушие, скорее это понимание и себя как личности, и своих желаний, и ответственности за то, что ты говоришь.

“ЗАВТРА”. Как же тогда получается, что “Маленький Фриц”, записанный в двадцатилетнем возрасте, пришёлся кстати именно сейчас?

Г.С. Потому что для меня самого это был очень неожиданный и взрослый альбом, так я его воспринимаю до сих пор. Неожиданный даже тогда, потому как тема Второй мировой войны в таком ракурсе не волновала, кроме фильмов о Штирлице. “Маленький Фриц” был неожиданным тогда. Таким же чудом я его воспринимаю сейчас, и он достаточно органично вписывается в новую программу.

“ЗАВТРА”. Но записан-то он был “самовлюблённым эстетом”.

Г.С. У меня всегда было какое-то “раздвоение личности”. То, что в рамках “Агаты Кристи” я следовал определённым установкам, давало мне безбашенную свободу параллельно группе. Хотя это и случилось два раза во время “Маленького Фрица” и во время не вышедшего альбома “Свистопляска”. Сейчас я эту полную свободу снова получил

“ЗАВТРА”. Нельзя же сказать, что “Агата Кристи” — это вериги, твои авторские амбиции там полноценно выражались.

Г.С. Так или иначе, это всегда был компромисс. И, возможно, у каждого из нас имелся внутренний ценз, что может быть “Агатой Кристи”, а что — нет. Мы чувствовали эту грань. Это было не на политическом или мировоззренческом уровне, но даже на эстетическом уровне. Мы могли спорить, объединяться в альянсы друг против друга. По поводу строчки, песни, музыкального фрагмента. И только когда втроём: Вадим, Саша Козлов и я, — находили компромисс, тогда и получалась группа “Агата Кристи”. Это было оправданно. Но наступило время, появилось осознание того, что, может, творческой жизни осталось и не так много, и что пора что-то сказать самому и отдельно.

Я не жалею о том, что произошло. Для меня многое открыто. И это новое, нечто действительно выходящее за рамки рок-концерта. “The Matrixx” — это маленький театр. Декорации, логотип, “pre-show music”, что звучит перед концертом.

Я взял срез музыки 20-х-30-х годов: с одной стороны, танцующий мещанин, обыватель, хиты всяческие, с другой стороны — нацистские марши или песни из репертуара Эрнста Буша. Обыватель расслабляется под “Кукарачу”, “Рио-Риту”, а в это время две уличные культуры решают во многом судьбу мира. Их не замечают, мол, какие-то маргиналы дерутся на улице, одни поют Брехта, другие — “Хайди, хайдо, хайда”. По-моему, вполне своевременно и актуально.

Глеб Самойлов & The Matrixx – Pre-show music (Прекрасное Жестоко, 2010)
Глеб Самойлов
22 аудиозаписи
Слушать
Перемешать все

01 – L’accordeoniste Deprince et Son Orchestre.
Il Pleut Sur La Route.
3:25

Henry Hall And His Bbc Dance Orchestra
Oh! Johanna
2:48

Marek Weber
Fur dich, Rio Rita
2:55

Parademarsch
Funkerlied
3:57

RAY VENTURA & SES COLLEGIENS
Tout va très bien Madame la Marquise
3:23
Показать все 22 аудиозаписи
И почему в оформлении пластинки — Алексей Беляев-Гинтовт. У него одновременно и орлы маршируют, и звёзды летят. Ну, близкое ощущение…

“ЗАВТРА”. Реакция-то может быть совсем непредсказуемой. Сами были свидетелями “зиг” под “Песню Единого фронта”…

Г.С. Можно сделать такое сообщение для поклонников “Матрицы”. Если вы слышите песню на немецком языке в мажоре — это нацистский марш, если в миноре — левый марш.

“ЗАВТРА”. В своё время была интеллигентская шутка про то, “когда к власти придут люди, слушавшие “The Beatles”. Подразумевалось, что они будут сеять “разумное, доброе, вечное”. На практике от деятельности реформаторов-“битломанов” страна еле выжила. Нынешний президент — поклонник хард-рока. Недолго уже и до фанатов “Агаты Кристи” осталось. Можешь ли ты предположить, каков будет мир, что будет с Россией?

Г.С. Откровенно говоря, меня интересует “здесь и сейчас”. Далеко вперёд я не заглядываю, у меня эгоистичные цели. Я чувствую неудовлетворённость этим миром. Это ощущение с детства, но сейчас оно всё больше утверждается. Раньше я хотел от реальности убежать, сейчас я хочу её менять. А менять её я могу, только воздействуя на людей, которые меня слушают. Или хотя бы их заставлять чувствовать это недовольство. Да, это эгоизм — передавать свой негатив. Но, с другой стороны, я нашёл себе и позитивную миссию — пою для людей, которые чувствуют себя лишними в этом мире. И, наверное, они чувствуют какую-то поддержку и понимание.

“ЗАВТРА”. Тренд ушедшего года: возросшая социально-политическая активность музыкантов — кто за лес переживает, кто за амурских тигров, некоторые в маршах участвуют. Все чем-то недовольны или озабочены.

Г.С. У меня претензии к системе в целом.

“ЗАВТРА”. А каковы параметры этой системы, в чём её проявления — и на теоретическом уровне, и на бытовом?

Г.С. В царской России я не жил, не знаю, но ничего хорошего из советского прошлого — ту же социальную защищённость — не взяли. Наоборот, востребована показуха и фальшь. Пусть блага в СССР были распределены и понемногу, но они были. Человек работал на страну и понимал, что страна ему отплатит. И люди, которые в большинстве своём и были верхушкой СССР, а впоследствии возглавили новую Россию, наглым образом всех обманули. Обманули мою маму, её коллег. Врачи высочайшей квалификации живут в нищете. Наши правители всё время “экономят”, и на ком — на стариках, на малоимущих!

Я понимаю, Греция бунтует: набрали ипотек, а сейчас им говорят — фигня, слишком много ипотек, давайте урезать бюджет. Но в нашей стране всё издевательски сделано. Никаких особых перемен к лучшему не вижу, скорее даже наоборот. Когда говорят про плохие девяностые и хорошие нулевые, меня выворачивает. Не говоря уже о том, что завинчивание гаек гораздо серьёзнее, чем в девяностые. Расстрел Парламента я не беру, потому что это событие вообще из ряда вон выходящее.

Когда я зачитывался Нилусом, то радовался, как всё здорово и просто объясняется. Но, судя по всему, всё куда хуже — таков ход развития человеческой истории. Многие отвратительные вещи оказались созвучны природе человека.

В мире торжествуют бандитские порядки. Поставили бандита — твори беспредел — и отстёгивай наверх, вышестоящему бандиту. И таких бандитов по всему миру или в нашей стране до фига.

Не думаю, что у них существуют планы, стратегии, протоколы. Скорее это такая бессистемная система. Иногда происходит сборище бандитов-начальников, где они договариваются между собой. На “сходках” встречаются, перетирают, выцыганивают своё, решают как бы не обрушить конструкцию, кого показательно наказать, объявить санкции зарвавшемуся, или кому-то вдруг помочь. Квазисредневековье.

Одно время мне хотелось думать, что все против нас. Я читал Проханова и тоже думал: повезут Путина в Гаагу или нет. Сейчас убеждён, что наши власть предержащие — часть мировой системы. То есть дистанция между нами и властью больше, чем между группировками в мировой элите.

Да, у нас крепкая верховная власть, может и нагнуть кого-то из вассалов. Проблема в том, что делается это не в пользу народа, но в пользу других бандитов.

От очередной победы “Газпрома” над Украиной или Белоруссией вам стало легче жить? Или моей маме? А нам регулярно это преподносится как мощная государственная и национальная победа.

“ЗАВТРА”. Система шоу-бизнеса тоже включает в себя начальников.

Г.С. Именно поэтому я вне системы шоу-бизнеса.

“ЗАВТРА”. Ты рисуешь мрачную картину состояния мира. Что же делать в такой ситуации — терпеть, сражаться?

Г.С. Я считаю, что пребывание в этом мире — это попытка не играть по его правилам, оставаться собой даже в ущерб карьере, статусу, жизни. Я хочу возбудить надежду в своих слушателях, дать мечту о чём-то ином и светлом. Благодаря этому я живу, наверное, это мой главный стимул жить. При всей моей мизантропии — это надежда на то, что может произойти нечто хорошее. Мир может и должен измениться. Может не при нас. Возможно, я мыслю прямолинейно и инфантильно. Но мне кажется, чем больше людей, мечтающих о другом мире, тем больше вероятность его рождения.

Вот Юрий Витальевич Мамлеев как-то в разговоре сказал, что нужно не бороться с системой, а строить свою реальность, и тогда она восторжествует. Мамлеев приводил в пример ранних христиан, которые были маргинальной группой, а стали мировой традицией. Идея создания своей реальности мне очень близка. Но я не согласен, что не надо бороться, это неизбежно.

“ЗАВТРА”. На твой взгляд, в русском народе сохранилось чаяние нового мира? Порой считается, что за годы грандиозных исторических катаклизмов в нас уже нет сил для борьбы, для желаний, мы устали.

Г.С. На концерты “Матрицы” приходят подростки, рождённые уже в девяностые годы, и с горящими глазами поют мои новые песни. Или читают бешеные стихи вместе с Алексеем Никоновым из “ПТВП”. Я в них вижу надежду. Нас сближает не нигилизм, а то, что благодаря, в том числе и мне, они не чувствуют себя одинокими.

Я существую и действую так только потому, что не могу по-другому. Иначе я был бы действующим политиком или профессиональным революционером, а не просто певцом.

“ЗАВТРА”. Есть две позиции созерцания грядущего — чёткая формула, как и что должно быть; или же главное — “зачать ребёнка” — дальше будет видно, параметры не важны?

Г.С. Хм, если бы мне параметры были не важны, я бы не искал идеологий, не общался бы с людьми, не узнавал мнения, не интересовался. Я бы просто констатировал, что всё плохо, и пусть мир катится дальше в пропасть. Я ищу. Поэтому дружу с газетой “Завтра”, дружил с Кормильцевым. Мне важны люди, которые думают, у которых есть своё мнение, свои идеи. Меня вот спрашивали: почему ты не ходишь на марши несогласных? Да потому что не вижу там знамени, под которое я готов встать.

Для меня “Завтра” — это люди, которым я верю. Чем был важен Илья Кормильцев — это чутьё. Он верил в честность Александра Андреевича и сходу стал с ним сотрудничать, но не стал печатать ряд людей, близких к “Завтра” по идейным установкам.

“ЗАВТРА”. Даже самые честные слова сегодня воспринимаются сквозь призму игры, становятся предметом манипуляции.

Г.С. У Дональда Биссета есть сказка. Восьминожку однажды спросил кузнечик: “Как ты помнишь, какой ногой когда двинуть?”. Та задумалась и упала. Мимо проползает сороконожка, та к ней — помоги, как же ты думаешь. Сороконожка отвечает: “Я не думаю, а двигаю, и всё получается”. Я, конечно, думал об ответственности и прочем. Но если всё время рефлексировать, то ничего не родишь. И по жизни мне всегда нравились “безответственные” творцы. Например, тот же Маяковский. Или Высоцкий, который мог петь многое, не думая о том, как его воспримут. Мне нравятся все, кто не думал, как отзовётся наше слово. Потому что рефлексия на тему “я повелеваю душами” обрывает энергию, запирает художника.

По поводу утраты силы слова говорили в любые времена. Первые концерты “Матрицы” — я в тишине читал “Идём отрядом на чёрный свет…” Сейчас эти слова мы произносим хором.

“ЗАВТРА”. Существуют ли для тебя и “Matrixx” какие-то культурные табу?

Г.С. Творчество там, где нет запретов. Повторюсь, я делаю альбом, как спектакль, как пьесу. Если я чувствую, что в этой пьесе возникает лишняя сцена, я её выкину. Но это не табу, это режиссура.

Мир себе ищет врагов, чтобы жить в страхе. Потому что когда тебе страшно, тобой легче управлять, а многим, увы, это приятно. Сейчас почему психоз идёт по поводу 2012 — отлично, замечательный повод снова испугаться.

Мы осуждаем наркоманию, но вся реклама построена по наркотическому принципу — мир был серым, настроение на нуле, но ты съел конфетку, и всё наполнилось красками, побежали слоны по улицам. Принцип — тебе плохо, принял, тебе стало так хорошо, как не было никогда.

Или детские конкурсы красоты, когда девяти-десятилетних одевают в бикини, и они подражают взрослым, принимают позы. С другой стороны, когда у человека с не очень здоровой психикой на это возникает реакция, его готовы побить камнями. Хотя это же общество своих дочерей поставляет для таких конкурсов. Что это такое?

Россия становится псевдопуританской страной. При том, что разрешён разврат в политике, в бизнесе, в отношении к народу. Но внешне мы соблюдаем приличия. Вот это противно.

Когда я наезжаю на постмодерн, я не имею виду использование цитат, микширование стилей и традиций. Это относится к искусству, пусть будет. Проблема в том, что постмодерн — это явная грань между тобой, твоим пространством и тем, что существует вовне. Я живу здесь, а весь мир существует где-то там. И ты пользуешься не миром, а продуктами изображения этого мира. Мы не переживаем, мы получаем представления, мы получаем картинку. Более того, нам фактически навязывают, как эту картинку чувствовать. А, в основном, получается — на сентиментальном уровне. А сентиментальность — это враг чувств, это замена чувств. Мы смотрим рекламу, там малыш плачет, потому что ему не поменяли подгузник — мы тоже пускаем слёзки, хотя у нашего малыша нет таких проблем. Для меня это величайший обман. И я на своём уровне с этим обманом борюсь.

Беседовали Андрей Смирнов и Андрей Фефелов

2011 год

Городу Шахты повезло больше, чем Ростову: известный рок-музыкант Глеб Самойлов выступил на шахтинской сцене. Сюда он приехал 22 июня в рамках всероссийской антинаркотической акции и еще не знал про Владимира Путина (премьер-министр тоже приехал поддержать акцию). Это потом в южной столице будут обсуждать причины срыва выступления «Глеб Самойлоff & The Matrixx»: то ли по политическим соображениям, то ли лидер группы просто напился. А пока мы сидим в гримерке. Радикальный и провокационный Глеб Самойлов немного зажат перед журналистами и поклонниками. Он выделяет нужные слова, проговаривая их несколько раз, акцентируя их важность для него. И его поклонников.

— Рок-музыкантов сложно назвать пропагандистами здорового образа жизни…

Глеб Самойлов — Я и сейчас не пропагандирую здоровый образ жизни. И не веду его, честно говоря. Я здесь, потому что, я ненавижу барыг, которые толкают детям героин, ненавижу людей в погонах, покрывающих этих барыг и ненавижу людей в костюмах, покрывающих людей в погонах.

— И как с этим бороться?

Глеб Самойлов — Бороться бесполезно, потому что наркотики были, есть и будут. Люди их употребляли, и будут употреблять, но меня все-таки волнует этот вопрос. Выбор, какой вести образ жизни – это выбор здорового человека. У ребенка этого выбора еще нет. У него жизни то не было. Если он попробует героин, он ничего кроме героина в этой жизни и не увидит.

— Вы оппозиционно относитесь к власти, как так получилось, что вас пригласили поучаствовать в этой акции?

Глеб Самойлов — Меня клятвенно заверяли организаторы, что акция к политике ни какого отношения не будет иметь. И я был очень удивлен, когда увидел здесь людей с флагами «Единая Россия».

— Устаете после концертов?

Глеб Самойлов — На концертах «матрицы» да, потому что эти песни написаны кровью. Мы действительно умираем на сцене для людей. Боюсь думать, что будет твориться после выхода нового альбома.

— Поклонники гадают, каким будет этот альбом.

Глеб Самойлов — Альбом будет хорошим. Те, кто слышал демо-материл, уже полностью сочиненный, считают, что он на две головы выше альбома «Прекрасное жестоко». Я так громко, конечно, не буду говорить. Он другой немножко: серьезнее, трагичнее.

— Почему вы отказались от участия в «Антиселигере»?

Глеб Самойлов — Дело в том, что один из организаторов «Антиселигера» оказался Артемий Троицкий*. Вадик сейчас судится с ним. И какие бы у нас с Вадиком разные мировоззрения не были, тем не менее, выступать на стороне Троицкого было бы не по-братски.

— Российские звезды рок-н-ролла встречались с президентом, а вам бы было о чем поговорить с Медведевым или Путиным?

Глеб Самойлов — Ни с тем, ни с другим мне говорить не о чем.

— Вы не раз говорили, что пытаетесь изменить мир, какой-то результат чувствуете?

Глеб Самойлов — Я вижу результат по горящим глазам молодых людей на концертах. Мне говорят: «да что они понимают в ваших песнях?». Я в 14 понимал Маяковского, даже если что-то еще не так осознанно, позыв уже есть. И когда видишь столько искренних людей, которые разделяют наши радикальные политические идеи, я чувствую, что это даром для них не пройдет. Я не ставлю задачи, сделать всех радикалами, я хочу просто, чтобы росло поколение нонконформистов, людей которые этой власти не лижут жопу.

— Вы за революцию. Но ведь революция – это всегда жертвы…

Глеб Самойлов — А слушайте, то, что сейчас происходит, а война, которую развязывают наши властители. Это не жертвы, не кровь? Почему молодой человек призывного возраста не должен умереть от передоза, он должен умереть на войне? Это вопрос выбора. Меня волнуют дети, потому что у них выбора еще нет.

— Вы еще говорили, что в каждом человеке живет фашист, как с ним бороться человеку, и как с ним боретесь вы?

Глеб Самойлов — Я говорил: «В каждом человеке живет желание Гитлера!» Ну как бороться? По капли выдавливаю из себя.

Глеб Самойлов о песне «Гитлер» (альбом Маленький Фриц), передача Музыкальный Ринг на НТВ, 2011 год

— Было странно вас видеть на музыкальном ринге с «Ранетками». В борьбе за идею, все средства хороши?

Глеб Самойлов — Да, в принципе, хотя многое там вырезали, что я говорил. Но и то, что, осталось, заставляет задуматься.

— А хотя бы что-то светлое в этом мире для вас есть?

Глеб Самойлов — Да. Надежда!

интервью с Глебом Самойловым

Артемий Троицкий – известный музыкальный критик судится с Вадимом Самойловым из-за нелестного высказывания в адрес экс-участника группы «Агата Кристи». В своем интервью Артемий назвал Вадима «дрессированным пуделем при Суркове».

Текст: Олеся Меркулова

RockOracle — большое интервью с Глебом Самойловым

01.11.2011 

“RockOracle” встретился с Глебом Самойловым после презентации его новой концертной программы московской и питерской публике, чтобы поговорить с ним о музыке, политике и о нем самом. Новый альбом проекта Глеб Самойлоff and the Matrixx получил ёмкое название “Треш”, это уже вторая сольная работа музыканта после ухода со сцены легендарной группы Агата Кристи.

Как прошли первые концерты в поддержку альбома “Треш” ?
Мне все понравилось. Я доволен

Как ощущаешь себя с составом The Matrixx на сцене, когда еще два человека бегают перед тобой с гитарами? Это, должно быть, как минимум непривычно.
Абсолютно нормально. Меня это радует.

А что разве нет желания играть единственную роль первого плана на сцене?
Нет. Интересно как раз взаимодействие, потому что при этом сохраняется дух группы.

А самим музыкантам близко то, о чем ты поешь?
Ну, это у них надо спросить. Насколько я понимаю, да.

Не было такого, что ты принес в студию какой-то текст, который им не понравился?
Я не приношу в студию текст, я приношу – песню. За всю музыку и стихи отвечаю я. А музыканты меня полностью поддерживают.

А есть ли место для личных привнесений в композиции от других участников коллектива?
Конечно. Но я имею общее видение песни – как она должна звучать вплоть до гитарных риффов, басовых, барабанных или клавишных партий. Я это достаточно четко вижу, но оставляю место для предложений и улучшений. Музыканты врубаются в ту эстетику, которую я передаю, и внутри нее каждый что-то свое добавляет.

На “Треше” заметно, что вы немного отошли от электроники, в сравнении с “Прекрасным Жестоко”.
Так сами песни продиктовали. Хотя на концертах все электронные вещи из первого альбома мы исполняем.

Кстати, на прошлом альбоме много внимания уделено вокальным обработкам. Это была твоя идея?
Да Я четко знал, что часть стихов будет с “питчем” обязательно, песня “Один из вас”,например, задумывалась, чтобы был такой вокал а-ля Video Kids, ну она такая в духе восьмидесятых. Нужен был детский на “Содомия”.”Дисторшн” на концертах опять же используется, что у Кости, что у меня.

Кто их друзей-музыкантов заходил послушать новые песни на презентацию?
В Питере к нам приходили Настя Полева и Егор Белкин, Миша Борзыкин и, разумеется, Леха Никонов, потому что мы с ним еще и выступали. Кстати, если у Лехи все будет хорошо с графиком, то 10 декабря на нашем концерте в Москве он тоже будет. В Москве у нас в гостях был Леша Могилевский, но он не играл, а смотрел на нас со стороны.

А почему не играл, кстати?
Мы решили звать Лешу на сцену по каким-нибудь праздникам типа дня рождения группы. Так же и с Блондинкой Ксю, которая выступала у меня на обоих днях рождения и на съемках DVD, которое у нас выйдет во втором издании “Треша”.

А что за DVD?
Это съемка одного из последних выступлений с программой “Прекрасное Жестоко”

Катю Гордон я на вашем концерте еще видел…
Катя Гордон наш хороший товарищ.

Ты, насколько я знаю, поддержал ее в трудной ситуации.
Я был свидетелем защиты с ее стороны, когда против нее судились Ранетки. Но об этом сейчас вспоминать не хочется.

И не надо. Мне другое интересно: тебе музыка ее вообще симпатична?
Мне симпатична Катя как человек. А музыка… ну сейчас – я был недавно у нее на концерте – это уже действительно похоже на рок-концерт, пускай эта музыка совершенно не моя и меня не трогает, но Катя хороший человек, и я пришел ее поддержать, тем более политические взгляды у нас во многом сходятся, а на этой почве пора уже начинать кучковаться.

С момента выхода “Треш” ты успел дать огромное количество интервью. Не утомляет это?
Когда это в один день происходит, то, да. Главное сказать, что хотел сказать.

Как в целом журналисты реагируют? Есть ли какое-то недопонимание того, что ты делаешь сейчас?
Да мне как-то без разницы, честно говоря. “Треш”,несмотря на то, что часть журналистов нас сразу записала в маргиналы, по сравнению с “Прекрасное Жестоко”,что удивительно, получил значительно большее количество положительных отзывов в прессе. Это радует.

А вообще признание с этой стороны и со стороны публики для тебя имеет большое значение?
Признание людей, мнение которых мне важно и которых я уважаю, конечно, да.

Нет, это понятно. А такие вещи, как эфиры, ротации клипов на ТВ и прочее?
Ротации клипов – это вообще дело к нам не относящееся.

Я понимаю, что сейчас у вас этого нет, но не испытываешь ли ты какого-то дискомфорта в связи с этим?
Я испытываю дискомфорт из-за того, что рок-музыка, отличающаяся от некой генеральной линии, которой она должна придерживаться сейчас – отличающаяся от установленного кем-то стандарта рок – музыка – не востребована на радио и телевидении. И не только наша. Вот это удручает. С другой стороны, рок-музыканты, которые не получают дорогу в эфир, становятся еще большими маргиналами, и соответственно нашему полку прибывает. Это, как и с политикой, чем больше запрещают митингов и мирных демонстраций, тем больше людей уходит в подполье. Ситуации очень похожие: нас вынуждают становиться маргиналами. А маргиналов в этой стране все больше и больше.

Честно говоря, я пока не вижу, чтобы в нашем рок-сообществе формировалось какое-то маргинальное коммьюнити…
Оно сформируется рано или поздно. Слишком много всех по отдельности. Рок в принципе музыка субкультур А мейн-стрим – это что-то такое, что всплывает на поверхность. Само творчество происходит не в мейнстриме.

Это так. Но часто люди бьют себя кулаком в грудь, заявляя о своей причастности к субкультуре или подполью, а стоит их немного прикормить, резко меняются, начинается все это: был молодой, глупый и так далее…

Когда это было в последний раз, скажи мне?

А сейчас просто и подполья-то этого не видно. Вот тебя вижу, Никонова и все…где остальные?
Поживем – увидим.

Ладно. Но я начал с признания. Для чего вам тогда нужно снимать видеоклип? Просто важна визуализация какого-то трека для себя, или это все-таки инструмент промоушна?
Поскольку на радио нам путь закрыт, остается интернет. Два клипа, которые у нас сейчас планируются, как и те, что были до них, будут делаться на голом энтузиазме людей, которым просто интересно с нами сотрудничать. Ну, посмотрим. Не знаю, что у нас с каналом “A-one” творится, но, судя по тому, что я сейчас вижу, там остался один рэп. И куда деваться пионеру – вопрос еще тот. (Смеется)

Мой вопрос подразумевал, а стоит ли вообще? Нужен ли вам промоушн?
Опять же, смотря, что делать. Мы сотрудничаем с людьми, для которых клип – это произведение. Я не буду пока раскрывать имена, это все в стадии переговоров пока. Интересно работать с людьми, чье творчество интересно нам – и не ставить перед ними задачу, что вот мы “хитяру” снять хотим – а эти люди эти сами должны быть заинтересованы, им должны быть интересны мы. Мы предлагаем, выбирайте любую песню, что хотите, то и делайте, никаких ограничений нет. Вот так мы планируем.

 

А насколько тебе важно, чтобы твои слушатели именно понимали то, что ты хочешь донести до них? Или просто интересно, чтобы народу побольше на концерты приходило?
А дело в том, что тот, кто приходит на концерты, все равно понимает, иначе он не пришел бы. Понимают, может быть, каждый по-своему. Я сам одну и ту же песню могу понимать по-разному. Или вкладывать в разное время разный смысл и чувства в нее.

Не смущает, что, бывает, люди видят в песне что-то свое личное, что ты сам туда не закладывал?
Так это нормально. Это как раз правильно.

А твой переход в формат Глеб Самойлоff and the Matrixx после стадионного тура “Эпилог” с “Агатой Кристи – психологически было тяжело поменять огромные концертные площадки на клубы?

Мне, наоборот, это близко. Клуб на тысячу человек, где публика у меня перед носом, я ее могу потрогать, а она – меня, это настоящий рок-концерт. Я ненавижу стадионы из-за того, что я куда-то в темноту пою. Мне, кажется, важно видеть людей перед собой. Мне этот формат нравится.

Продолжая тему “Эпилога”. А ты сам видел DVD, посвященный этому туру?
Да. Один раз смотрел.

Может быть, сейчас будет не очень корректный вопрос. Он искренен этот фильм, как ты сам это видишь?
По-моему, да. Дело в том, что многое зависит и от режиссерской точки зрения. Фильм все-таки не наш, а Леши Остудина как режиссера и как человека с его взглядом со стороны, да и изнутри тоже, потому что он знаком с нами давно и тур этот вместе с нами отъездил. Так что во многом именно его произведение.

В связи с нынешней ситуацией в нашей, когда все идет к тотальной цензуре и прочим “радостям” из советского прошлого, не испытываешь ли страха, что если ты продолжишь исполнять свои песни, однажды к тебе в дверь действительно “постучат”?
Знаешь, после смерти моего друга Ильи Кормильцева у меня отчаяние и личное неприятие ситуации в стране перешивает страх. Я понял, что человек даже такой, очень хороший, он смертен, и надо успевать говорить о том, что ты чувствуешь, и то, что думаешь, пока ты живой. Илья Кормильцев, если ты знаешь, был не только поэтом – Илья был главным редактором издательства “Ультра. Культура”, практически его отцом. Сначала запрещали выпускаемые этим издательством книги, потом обходными путями его вообще закрыли. А после перекрыли Илье весь кислород в этой стране. И если правда, что рак – это болезнь обиды, то Илью до гроба довела именно эта страна.

А есть ли какой-то предел ,до которого ты сам готов дойти в своем протесте?
А кто ж знает? Пока не случилось, не поймешь ведь. Пока тебя самого дубинками не отпи…ли, не скажешь, как будешь реагировать на давление.

А какое-то давление уже было?
Да нет, особо пока не прижимали. Были проблемы с размещением песен на радио под предлогом, что слишком политики много и так далее. Если учесть, что насколько я знаю, хозяин единственной специализированной радиостанции в этой стране является членом Единой России, может быть, в этом и есть причина. Особых конфликтов не было. В основном доброжелательно намекали, мол, доиграешься…

Как раз об этом хотел спросить. От своих коллег-музыкантов приходилось слышать какие-то предостережения типа: “Глеб, зачем тебе все это надо”?
Больше от дружественных журналистов, что вот это 282-я статья конкретно и так далее.

А музыканты, значит, никак по этому поводу не высказывались?
Из музыкантов я мало с кем общаюсь. Больше всего, наверное, с Алексеем Никоновым. Но Алексей сам по жизни ходит под статьей. Или Михаил Борзыкин – этот тоже самое. Я, конечно, помягче, чем они.

А кроме этих людей, есть какие-то музыканты, с которыми ты ощущаешь духовную общность?
Я человек, который с интернетом мало общается, все узнаю случайно от кого-то и пока, да – действительно, никого не вижу. Были хорошие честные песни у группы Люмен, может, и сейчас есть, я не слежу за этим. Барто – смешная группа. Но, кстати, когда мне поставили их первый раз, я сразу спросил: ведь тексты-то эти явно не сама девочка пишет? Это же сразу слышно.

А у тебя какое-то неприятие исполнения песен на чужие стихи?
Это очень редко происходит гармонично. На мой взгляд, это происходило гармонично у Бутусова, когда он пел песни на стихи Ильи Кормильцева. Это происходит гармонично у Depeche Mode, когда Дейв поет тексты Мартина Гора.

А у тебя вообще сохранился интерес к прослушиванию новой музыки?
Да. Но то, что мне действительно нравится, появилось где-то в 2007 по 2010 год. Всяческие новинки того времени в электронной музыке, например. Я все таки человек, шарахнутый в девяностые годы рейв-культурой, очень сильно шарахнутый. Поэтому всякие дарк-электро или готическое техно я очень люблю: Reaper, Nurzery Rhymes…Какой-нибудь совершенно безбашенный эмо-кор. Ко всяким слащавым проявлениям эмо я не очень хорошо отношусь. Я больше люблю эмо-кор, скримо и так далее. Когда эмоции зашкаливают, это видно, когда у людей действительно рвет крышу. Это настоящее.

 

Твое увлечение этой музыкой заметно – у тебя появились такие “крикливые” треки с металлическими гитарами…
Кричал-то я давно. Это моя естественная манера пения. Либо злобное шипение, либо истерический крик. А что касается гитарной музыки – детство мое прошло под хэви- метал…

Ага, Accept, Judas Priest…
Да, Accept. Поэтому тяжелую музыку всегда было приятно играть. Еще в Агате были альбомы, которые аранжировочно, по крайней мере, во многом состояли из чего-то подобного. И это были в большинстве мои идеи. “Чудеса” – это такой вот блэк-вейв, я бы сказал. А “Майн Кайф” был, наоборот, таким тяжелым, страшно металлюжным по большому счету.

Мне кажется, что нынешняя тематика твоих песен, стоящая ближе к социальной проблематике, была впервые понята еще во времена Агаты Кристи, а конкретно то, что мы слышим от тебя сейчас, уходит корнями в песню ” В интересах революции”. Я прав?

Да, но все-таки я считаю, что ноги у того, что сейчас пишу, растут из песни “Порвали мечту” с того же альбома. Кстати, это единственная песня из репертуара Агаты Кристи, которую я до сих пор исполняю на своих концертах.

А с чем связан этот перелом, когда и почему ты решил заговорить об этом в своих песнях?
Где-то к концу девяностых. Когда я начал очухиваться после неожиданно свалившейся на нас популярности… Может, это продукт героиновых ломок, когда вдруг начинаешь врубаться в окружающий мир и его трагичность. Когда все становится страшным и трагичным. Но, скорее всего, это мое вечное ощущение, которое было притуплено той нашей популярностью.

Я спрашиваю потому, что ранее ты больше концентрировался на личных внутренних проблемах, чем на том, что происходит вокруг тебя, и облекая это в такую привлекательную романтическую форму. А вот ” В интересах революции” звучит уже по-другому – прямолинейно и агрессивно.

Ну да, до этого мне был больше свойствен эскапизм такой. А потом я действительно начал искать альтернативу окружающей реальности. В детстве я искал ее в книжках – сказках Гофмана, в трансоподобной рок-музыке типа Pink Floyd. В девяностые это были психоделики и рейв-культура. А потом, когда пришло отрезвление, я начал искать это в идеологиях, созданных людьми, которые тоже ищут альтернативу этому миру, но пытаются делать это активно. Тогда началось мое общение с различными радикально настроенными людьми, собственно говоря, какие-то из этих отношений я поддерживаю и до сих пор.

Это как раз подводит нас к следующему вопросу. У меня есть книга Дмитрия Лекуха “Ангел за правым плечом”, повествующая о движении российских футбольных хулиганов, и на ее задней обложке среди прочих стоит твоя рекомендация. Я так понял, что ты знаком с этим человеком и самим этим движением не только по книгам?

Да, мы знакомы. И Дима знакомил меня с людьми, которые непосредственно возглавляют определенные группы.

И насколько тебе симпатичны эти люди и их взгляды?
Я по глупости своей пытался спорить с одним очень спокойным человеком, говорил ему: “Как так? Что за смысл мочить друг друга из-за любви к разным командам?” А он спросил меня: ” А что у всех остальных войн есть более веские причины?” И мне нечего было ему ответить. Вообще, у меня есть друзья очень разных взглядов, и национал-социалистических, или вот Леша Никонов – он анархист и антифашист. Опять-таки Илья Кормильцев делал благое дело. Через него шло много связующих нитей между людьми, которые сами по себе друг другу руки никогда бы не подали, если бы их книги не издавались в издательстве “Ультра. Культура”. Я всегда говорю, что нас разложили по полочкам, каждому повесили свое клеймо и сказали: грызитесь между собой! А преодолеть это непонимание и понять, что грызть надо не друг друга – вот это светлая мечта многих, я так понимаю.

Что в таком случае ты думаешь о ситуации с Манежной площадью?
Я думаю об этом одно: за всем этим торчат уши Кремля. Понятно, что это никто не докажет. Мое утверждение, конечно, голословно, потому что я не из тех людей, у которых есть какие-то подтверждения этому. Но это мое ощущение.

А что касается первопричины случившегося, я имею ввиду межнациональный конфликт. Как считаешь, можем ли мы тут все жить мирно и дружно?
Очень сомневаюсь. Как могут жить с нами мирно люди, которые находятся здесь в качестве бесправной, дармовой рабочей силы, обнищавшие у себя на родине, и здесь существующие так же. Они озлоблены. Это новый, совершенно деклассированный пролетариат.

Насилие может стать решением этого вопроса?
Насилие не имеет смысла, потому что держит этих людей в еще большем страхе, и это только помогает тем, кто использует их рабский труд. Вот и все.

Перейдем к более личному. Как у тебя сейчас с алкоголем взаимоотношения складываются?
Бывает, что я по несколько месяцев не пью вообще. Собственно говоря, сейчас как раз вот такой период. Там посмотрим.

Как считаешь, алкоголь тебе что-то дает или, наоборот, забирает?
Алкоголь притупляет депрессивные состояния – во время его принятия, разумеется. Потому что на следующий день депрессивные состояния усугубляются. (Смеется) Поскольку я человек депрессивный, мне алкоголь иногда необходим просто.

Как какую-то свою проблему ты это не воспринимаешь?
Я воспринимаю это глубже, чем просто проблему с алкоголем или там с наркотиками. Есть такое понятие у анонимных алкоголиков или наркоманов – человек зависимый от психически активных веществ. Тут проблема гораздо глубже – проблема в принципе в том, каким я родился, что в детстве читал, слушал, впитывал в себя. И сейчас разделить где тут человек, зависящий от измененных состояний сознания, а где вот отдельно я – Глеб Самойлов – другой, чистый, светлый, это практически невозможно.

О твоем детстве тоже хочу спросить, тем более что на “Треше” есть песня-посвящение – “Детство мое”. Мне кажется, у тебя очень сильна связь с тобой самим, каким ты был в детстве.
Да, да, я себя не теряю. Я – Питер Пен в этом смысле. Только если Питер Пен бежал на остров, он – эскапист, а я Питер Пен, который пытается на этот мир влиять, чтобы подогнать его под свои стандарты.

А тебя в какой-то момент не посещало чувство, что все вокруг вдруг неожиданно повзрослели, стали скучными, с какими-то унылыми делишками своими, а ты продолжаешь быть таким же?
У меня, наверно, круг общения просто другой. Я это понимаю, знаешь когда? Когда я читаю в интернете высказывания своих повзрослевших фанатов – видно, как они бесятся от того, что они уже повзрослели, влились в эту жизнь, бытовуху, а я все никак не могу, понимаешь. (Смеется)

А при таком количестве написанных тобой мрачных песен и твоей прочной связи с детством, страх смерти, в какой мере в твоей жизни присутствует?
У меня ощущение есть просто, очень реальное ощущение смерти всегда рядом с собой. Поэтому я пытаюсь ее заговорить.

 

Это как?
А вот так…(После долгой паузы)) Ну ладно, давай один пример приведу. Есть такая русская народная колыбельная, которую пели над больным ребенком, она начиналась со слов: “баю-баю-баю-баю я куда тебя деваю – под порог, где не ходит народ…”,а потом: ” …баю-баю-баю-бай поскорее умирай”. Это заговор. То есть ребенку желали смерти и пели ему про смерть для того, чтобы он выздоровел. Потому что смерть надо было заговорить. Вот я, может быть, занимаюсь тем же самым.

Я слышал, что некоторые люди, употреблявшие наркотики, проходили через состояния напоминающие смерть. У тебя такого не было опыта?
Ой, ну-у-у…да там всякое разное было.

Я знаю, что это не любимая тобой тема. Но еще один вопрос об этом. Тот период, когда ты употреблял какие -то вещества, оставил тебе что-то, что в тебе или с тобой находится до сих пор?

Дело в том, что я пришел к этим вещам, будучи готовым к ним с детства. Я был готов к ним, благодаря музыке, которую слушал, книгам, которые читал. Я был готов к этому. Это жило внутри меня раньше, чем я приобщился непосредственно к наркотикам. Это были книжки Гофмана, британский психоделичесий рок семидесятых годов, Высоцкий, Маяковский, футуристы – все это было частью меня. И когда в моей жизни появились наркотики, это было просто естественным продолжением того, кем я являюсь. Поэтому мы и говорим – проблема ли алкоголь? Проблема ли наркотики? Проблема – я сам.

Тогда так: алкоголь или наркотики были и могут ли быть для тебя источниками вдохновения?
Я не могу разделись источники вдохновения так: здесь – наркотики, здесь – алкоголь, здесь – любовь, здесь – разлука, здесь – политика, здесь – моя ненависть к системе и власти, здесь – мои сложные отношения с Богом. Это все вместе, это неотделимые все вещи.

Твои песни дают довольно четкое представление о твоей позиции. И все же, что тебе нравится и не нравится в нашей жизни сейчас?
Есть разные ощущения. Конечно, какая-никакая свобода все-таки присутствует, то есть, с одной стороны, можно петь свои песни, зарабатывая этим деньги себе на жизнь. С другой – все идет к тому, что скоро и это невозможно будет делать. Та власть и та страна, которые у нас сейчас, в последние “благословенные” двухтысячные годы… мы унаследовали все самое плохое, что было до этого в России – показушный феодализм с показушной повальной верой в глубокоуважаемых начальников, чинопочитание, которое было еще в Российской империи. Дальше, от советского Союза мы не оставили никаких социальных гарантий, которые все же были у людей, но зато взяли весь ложный пафос того времени – включив телевидение, мы слышим, что все у нас хорошо, и мы живем в самой лучшей стране. От ельцинских времен мы не оставили свободную прессу, но бандитские способы существования остались точно такими же, просто они приняли другие формы, распродажа страны осталась той же самой. Нынешняя страна – это страна насквозь фальшивая, сохранившая все дерьмо, которое было в ней с незапамятных времен, но при этом тебя заставляют воображать, что это дерьмо и есть конфетка.

А ты в связи с этим не хотел бы уехать отсюда?
А что мне делать там? Мое место в этой стране, как ни крути. Меня слушают здесь, я пишу на русском языке.

Кстати, а о чем ты будешь петь, если вдруг станет хорошо и будет не против чего протестовать.
А когда? Когда? Приди-приди о времечко, приди-приди желанное…Да не будет этого.

Ну, если не рассматривать это в масштабах страны. А просто, если ты лично вдруг просто будешь счастлив?
Ну что я? Просто буду, наверно, счастлив. Пока не получалось.

А какая музыка могла бы родиться у тебя в этом гипотетическом состоянии счастья?
Я не знаю. Я вот в состоянии влюбленности не могу писать песен. Хотя со мной это очень редко случается – я не влюбчивый человек. Потому что когда есть любовь, все остальное отходит на второй план. С другой стороны, любовь приходит и уходит, а то, что всегда со мной, а именно – музыка и бунтарское отношение к миру – они всегда останется.

Беседовал Максим Чистяков