«Я постмодернистом родился в городе Асбесте»

Благодарим телеканал “Дождь” за предоставленную для нашего сайта видеозапись передачи “Как всё начиналось” с Михаилом Козыревым и Глебом Самойловым от 11.05.2019

В гостях у Михаила Козырева рок-музыкант, фронтмен распавшейся «Агаты Кристи» и теперь The Matrixx — Глеб Самойлов. Он рассказал о песнях, которые его вдохновляли в юности и о том, как он присоединился к группе, ставшей впоследствии одной из культовых в Советском Союзе в девяностых, о наркозависимости, творчестве и новых проектах.

Стенограмма:

Михаил Козырев: — Мое почтение, драгоценные зрители телеканала Дождь, меня зовут Миша Козырев. Очередной выпуск моей программы «Как все начиналось», мы вспоминаем девяностые годы и все вокруг них. Давайте сначала посмотрим визитную карточку моего сегодняшнего гостя. Дамы и господа, встречайте, у меня сегодня в студии Глеб Самойлов.

Глеб Самойлов: — Здравствуйте, дамы и господа, товарищи.

Михаил Козырев: —Здравствуй, дорогой. Во-первых, как прошла «Горбушка»?

Глеб Самойлов: — «Горбушка» прошла так, как и рассчитывалось. Была такая смарт-программа, ну об этом отдельно можно разговаривать долго, а я увлекающийся человек. Программа была сделана особенным способом, способ себя оправдал. Программа была танцевальной прежде всего, конечно. Поэтому всё было очень хорошо.

Михаил Козырев: — А как зал тебе? Ты же помнишь, наверное, ту «Горбушку», которая была…?

Глеб Самойлов: — Не помню.

Михаил Козырев: — Не помнишь вообще?

Глеб Самойлов: — Нет, я помню, конечно… Двадцатилетие «Агаты Кристи», что, мне напомнили, было последним в «Горбушке» нашим выступлением, не помню вообще, ну как бы для меня это не было значительным фактом. А вот выступление в составе… когда?… 1993, по-моему, был год, десятилетие «Наутилуса», этот раз… Потом я туда попал, когда был Ник Кейв первый раз в Москве, вот это я, конечно, помню.

Михаил Козырев: — О да. Это был тот знаменитый концерт, когда Бликса Баргельд взгромоздился на Mercedes.

Глеб Самойлов: — Да-да, именно тот.

Михаил Козырев: — Давай вернемся к самым ранним годам. Скажи, какие у тебя первые музыкальные впечатления? Вот прямо из своей родной квартиры, какие звуки там звучали, какая музыка там играла?

Глеб Самойлов: —Звучало то, что тогда издавалось на пластинках прежде всего, конечно. Если мама, то звучал… Грузинская фамилия…

Михаил Козырев: — Вахтанг Кикабидзе?

Глеб Самойлов: — Булат Окуджава, вот… У меня почему-то это вызывало отторжение, потому что он очень скучный был, у папы звучал Высоцкий, меня это привлекало, мне это нравилось. Потом в 1978 году к нам приехал двоюродный брат, Женя из Барнаула, привез катушечный магнитофон и боббины с британским роком. Ну и я услышал тогда, как раз такой период Pink Floyd, Уотерс только оправился, скажем так, от потери Барретта, которого и он, и Райт, оба не участники группы Pink Floyd, если ты в курсе, считают группой Pink Floyd в принципе. Вот я услышал как раз The Dark Side of the Moon, Wish You Were Here, Animals.

Михаил Козырев: — То есть первая твоя большая любовь… сильное музыкальное впечатление уже от твоей музыки был Pink Floyd?

Глеб Самойлов: — Да. Потом — потом немножко стала появляться другая музыка, потом возник, не считавший это серьезным занятием, но Шнитке, музыка для кино.

Михаил Козырев: — А The Beatles?

Глеб Самойлов: — Знаешь, я как-то не попал в то поколение, поэтому The Beatles или The Rolling Stones для меня не актуально. Вообще никак.

Михаил Козырев: — Led Zeppelin тоже?

Глеб Самойлов: — Ну, это попозже, потом уже, вспоминая корни чьи-то, не мои.

Михаил Козырев: — Doors?

Глеб Самойлов: — Тоже потом, позже.

Михаил Козырев: — Хорошо. А Queen?

Глеб Самойлов: — А Queen… Вадик любил Queen. Я помню, тогда же мы ходили по друзьям, у кого были магнитофоны, мне что-то нравилось, что-то не нравилось, но какого-то там яркого впечатления на меня не произвело. Я могу проанализировать если надо.

Михаил Козырев: — Нет, я могу сам проанализировать, потому что мне кажется, что в ранней «Агате Кристи» с .…

Глеб Самойлов: — …я использовал это как раз?

Михаил Козырев: — Да.

Глеб Самойлов: — Идея оперетты была моя. Вадик оперетту ненавидел в принципе.

Михаил Козырев: — Вадик?

Глеб Самойлов: — Да.

Михаил Козырев: — Слушай, а откуда у тебя любовь к оперетте?

Глеб Самойлов: — А мама заставляла смотреть телевизор. Меня смешил этот жанр, который, во-первых, там работали не последние композиторы, со своей вычурностью, это была гипертрофированная просто эстрада… эстрадище!, я б сказал… Чувства напоказ, все напоказ, всё так чтобы на галерке было видно и слышно.

Мне показалось, что это интересно, смешно, забавно. А поскольку я тогда «Агату Кристи» воспринимал как… побочный проект, что в будущем-то меня-то ждет выдвинуться!… поэтому — почему бы не поэкспериментировать?

Михаил Козырев: — То есть это все было в общем большим стебаловом? В плане привнесения туда опереточного построения?

Глеб Самойлов: — Ну это очень трудно, в плане нашего с Вадиком и с Сашей творчества в «Агате Кристи», очень трудно разобрать, где стебалово, а где искренние чувства.

Михаил Козырев: — Поколения пытаются, до сих пор не могут разобраться.

Глеб Самойлов: — Знаешь, сколько и без этих (нрзб) поколений пытается вот столечко?

Михаил Козырев: — Скажи пожалуйста, а чья идея была с макияжем?

Глеб Самойлов: — Макияж тогда… было это общепринято. Я не знаю, кто первый догадался покрасить группу «Наутилус Помпилиус», но это витало в воздухе. Вообще в принципе — восьмидесятые, что на Западе, что у нас: как без макияжа, ты вышел на сцену и без макияжа?

Михаил Козырев: — Ну Шахрин и Бегунов рискнули без.

Глеб Самойлов: — Ну и где они теперь?

Михаил Козырев: — Скажи, как из Асбеста смотрелся Екатеринбург? Какое было отношение к Свердловску?

Глеб Самойлов: — Ну, у меня, прежде всего, конечно, там были бабушка и дедушка… Я приезжал к ним. Казалось, да, огромный какой-то город светящийся, может быть, чужой немножко… ну не знаю как. Вообще, в Свердловске, Екатеринбурге, я прожил самую меньшую часть своей жизни, то есть до восемнадцати лет я практически с выездами, но жил в Асбесте, до семи лет в деревне Кармак, полгода примерно, лето каждое. В Екатеринбурге прожил достаточно долго, чтобы прочувствовать атмосферу, изменение атмосферы от рок-н-ролльной до гопнической, вот ровно вот этот период я застал.

Михаил Козырев: — А гопники в Асбесте тоже обитали?

Глеб Самойлов: — Ну, как сказать, я в Асбесте мог себе позволить ходить в 1986-1987 году или в черном одетый, с кожей, с клипсой железной в ухе, или белый, наоборот, во всем, в белых кроссовках, тоже с клипсой. Там все друг друга знали, понимаешь. И даже те, кто с зоны вернулся, пацаны чуть постарше, говорили: «Ну ты чо, как ты ходишь…», и все равно это было другое отношение.

Михаил Козырев: — То есть никто к тебе как к мальчику Бананану не подходил и не обрывал серьги?

Глеб Самойлов: — Я был мальчик с гитарой, а город-то небольшой…

Михаил Козырев: — Скажи, когда и какой инструмент ты взял в руки первым?

Глеб Самойлов: — Пианино первым. Первое, что у меня появилось в жизни, — пианино, потому что Вадику купили пианино, поскольку он поступал в музыкальную школу, и он на дирижерско-хоровое поступал, а параллельно всегда пианино шло, фортепиано. Ну и я ходил мимо…

Михаил Козырев: — Сольфеджио еще там… Чудовищное слово.

Глеб Самойлов: — Ну нет, у меня по сольфеджио всегда пятерки были. Сольфеджио — это то, что мне прекрасно дается. Вот технически, если не занимаешьсяна инструменте, ты, конечно, слабеешь.

Михаил Козырев: — Нужно постоянно пальцы…

Глеб Самойлов: — Конечно. Потом возникла уже гитара, позже значительно.

Михаил Козырев: — Что это была за гитара?

Глеб Самойлов: — Это была гитара, оставшаяся в наследство от Вадика. Вадику ее купил папа, за 33 рубля, как сейчас помню, я еще в детском садике учился.

Михаил Козырев: — Какая марка?

Глеб Самойлов: — Что-то отечественное… Такую же марку недавно продавал некий известный блогер Игорь Белкин, и с таким же звукоснимателем, в одной из соцсетей.

Михаил Козырев: — Ты сидел сам, брал аккорды, учился?

Глеб Самойлов: — Где-то сам, где-то как-то Вадик приезжал… Я же очень долго жил изолированно… это часть истории… потому что папа ушел, Вадик уехал в Свердловск учиться, а мама работала в полторы смены, чтобы обеспечить и его, и меня, потому что папа не зарабатывал практически денег. Я проводил все свое основное время в одиночестве. Иногда приезжал Вадик, привозил какие-нибудь бобины… это могло быть что угодно: от концерта группы «Карнавал» до Владимира Кузьмина, до первых его альбомов, потом возник рок какой-нибудь действительно настоящий, все так шло. Поэтому я как любил Pink Floyd, так и люблю. Любил его долго, пока не услышал heavy metal.

Михаил Козырев: — Ага. Тебя накрыло heavy metal?

Глеб Самойлов: — Блин, ну как подростка, любого подростка, это должно было накрыть рано или поздно.

Михаил Козырев: — Какие это были группы?

Глеб Самойлов: — Ой, на тот момент то, что до нас доходило, считалось тяжелым. На самом деле сейчас посмотришь, даже для тех времен это была глупость. Ранние Scorpions, Accept. AC/DC для меня всегда как-то отдельно стояли, то есть я их слышал, но понимал, что это вообще другое нечто. Чувствовал, я же не знал этой разницы, как что называется, откуда кто произошел. В общем, если гитара звучала без перегруза, для меня этой группы не было вообще.

Михаил Козырев: — Вообще не существовало.

Глеб Самойлов: — Что это за музыка?

Михаил Козырев: — Fuzz обязан присутствовать. А какие песни ты пытался снять, когда ты учился?

Глеб Самойлов: — Я не пытался, я снимал. Более того, мне всегда хотелось сделать свое. Понимаешь, в чем разница, я не был фанатом ничьим, даже Pink Floyd. Мне всегда хотелось самому тогда, даже в восемь лет, что-то сделать самому такое, чтобы погружать себя в такое состояние, в которое они повергли меня, то есть мне хотелось для себя быть тем же, чем они являлись для меня. Понимаешь, да? Поэтому я всегда старался писать, я не был фанатом, я был в другую сторону.

Михаил Козырев: — А первую песню помнишь, какая у тебя родилась?

Глеб Самойлов: — Очень трудно сейчас вспомнить. Я помню, что первая песня с момента последних, вошедших в «Агату» в свое время, в 1994 году, позже тоже входили, была самая ранняя, написанная лет в 14 или 13, нет, в 14, не буду врать, песня «Дворник».

Михаил Козырев: — “Жопа с метлой”?

Глеб Самойлов: — Да.

Михаил Козырев: — Теперь я хотел бы понять, проследить такой же твой путь в стихах. Какие поэты на тебя производили впечатление, кем ты увлекался в детстве?

Глеб Самойлов: — Я… я поэзией не увлекался в принципе. Поскольку я с английским до сих пор плохо знаком, я не знаю, о чем пели мои кумиры тогда.

Михаил Козырев: — Ты знаешь, я сейчас, когда ворошил материалы архивные к программе, обнаружил ваше выступление на сцене, благодарность, когда вы получали Word Music Awards.

Глеб Самойлов: — «Спасибо городу Асбесту» я сказал.

Михаил Козырев: — Да, и ты сказал спасибо городу Асбесту, причем Саша сказал по-английски, Вадик сказал Thank you to all the music lovers….

Глеб Самойлов: — Наоборот. То есть Саша по-английски, Вадик…

Михаил Козырев: — Вадик тоже по-английски. А потом ты вы ходишь, и говоришь — спасибо городу Асбесту, понимая, что…

Глеб Самойлов: — И добавил merci!

Михаил Козырев: — Merci, да-да, добавил, точно, понимая, что первую часть ни один человек в зале не поймет, что ты сказал… Так ты говоришь, ты стихами вообще не увлекался?

Глеб Самойлов: — Да, не увлекался. Во-первых, я услышал группу «Урфин Джюс», то есть много чего я слышал, тот же «Динамик», в то же время выходил первый альбом?… второй?… нет, первый альбом Кузьмина, недооцененный очень многими, потому что это был маргинальный абсолютно, жесткий мрачный альбом, там стихи не имели никакого значения. Потом я слышал какие-то свердловские группы, потом услышал альбом «15» группы «Урфин Джюс». Я тогда еще знал, кто такой Илья Кормильцев, кто такой Пантыкин, а уж кто такой великий Белкин — тоже. Ну вот, я понял:о! а звучит нечто странное, необычное! Но это применительно именно к песням, понимаешь, к музыке было. А чтобы именно конкретно стихами… наверное, это… опять же я ритмически ощутил Маяковского, далеко не лучшую его поэзию. Но я помню, что я читаю, я произношу про себя и я понимаю движуху вот эту.

Михаил Козырев: — Это что ты читал, какой…

Глеб Самойлов: — А, неважно что, понимаешь, какой-то… что преподавали. Но я почувствовал, что внутри какой-то грув, идет грув конкретный. Я еще не знал, что он выступающий прежде всего был.

Михаил Козырев: — Декламирующий, да.

Глеб Самойлов: — Да, и начиналось это все как бы с желтых кофт и так далее, с «Пощечины общественному вкусу». Это поэт выступающий, это артист! Поэт-артист. Вот именно эти поэты-артисты меня заинтересовали, я только потом начал узнавать, что это было, вот футуризм, можно по-разному… Всякие “измы”, как говорила наша преподавательница, меня стали интересовать.

Михаил Козырев: — Хармс, Бурлюк?

Глеб Самойлов: — Хармса, Бурлюка, вот представь себе, ни одного стихотворения не помню.

Михаил Козырев: — Ну, я наизусть тоже не вспомню. Просто мне очень нравились обэриуты, и вообще нравился этот период в поэзии.

Глеб Самойлов: — А как ты различаешь обэриутов от имажинистов?

Михаил Козырев: — Хороший вопрос. Давайте посвятим ему ближайший час. Просто мне дико нравился дух абсолютно свободный, жонглирование словами.

Глеб Самойлов: — Да! Вот! Это вот и есть то, что потом, что мы понимаем под словом рок-н-ролл, панк, глэм, которое возникло, если брать историю.

Михаил Козырев: — Значит, первая группа свердловская, которая на тебя произвела впечатление, это «Урфин Джюс»?

Глеб Самойлов: Русскоязычная?

Михаил Козырев: — Вообще русская, да.

Глеб Самойлов: — Русскоязычная группа, которая на меня произвела впечатление именно сочетанием слов и музыки, это «Урфин Джюс», это сочетание Ильи и Саши.

Михаил Козырев: — А докатывались ли до тебя «Аквариум»…?

Глеб Самойлов: — Тогда еще нет.

Михаил Козырев: — … «ДДТ», «Машина времени»?

Глеб Самойлов: — Нет, «ДДТ» докатывался, «Машина времени» да. «Машина времени» не заинтересовала никак, а «ДДТ» я не слышал «Периферии», «Компромисс», по-моему, альбом был перед этим… Там «Над нашей северной Пальмирой взойдет звездою русский рок» — ну что, правильные слова. Но такого, чтобы меня задело именно — да, это был альбом «15» группы «Урфин Джюс».

Михаил Козырев: — Хорошо. Какую свердловскую группу ты впервые увидел на сцене вживую, в концерте?

Глеб Самойлов: — Дай вспомнить. Я больше помню, знаешь, впечатление от первого приезда… это был один из первых приездов, один из очень ранних концертов в принципе, «Звуков Му», например.

Михаил Козырев: — А, то есть ты был на Мамонове когда он приезжал? Я не был вообще.

Глеб Самойлов: — Да, причем в золотое время, как раз программа «Простые вещи». В Москве он начал это с 1987 года, да, большая программа, к нам он доехал в том же году примерно.

Михаил Козырев: — И что?

Глеб Самойлов: — Я первый раз — кстати, о поэзии! — первый раз услышал, как люди… — не знаю, кто у них звукорежиссером был, но было сделано очень грамотно, — люди реагировали на каждое сказанное слово, на каждую произнесенную им, даже бредовую, казалось бы, фразу. Вот это было впечатление. Ну, кроме того, что ты представляешь, что такое на сцене он…

Михаил Козырев: — Пластика… это шикарно вообще…

Глеб Самойлов: — О, ты что, это вообще!… Я пытался это имитировать, ну а потом не я.

Михаил Козырев: — Расскажи пожалуйста про первые ваши репетиции, вот в этой каморке, да? Как вообще прозвучало предложение от Вадика…?

Глеб Самойлов: — Предложение прозвучало не в один момент, потихоньку как бы.

Михаил Козырев: — Он приходил, и так…

Глеб Самойлов: — Ну, приходил… то есть я присутствовал на репетициях у нас в квартире… я чего-то там подыгрывал, где-то показывал свои песни. В результате идея родилась, не у меня. Я-то был одержим, как любой самолюбивый эгоист, идеей создать собственную группу… чтобы у меня была моя группа! А Саша, Петя и Вадик были более реалистами, и они понимали, что ну кому я нафиг действительно нужен был бы со своей группой, а у них есть какая-то база в любом случае. И я попал поэтому туда со своими песнями. Еще раньше, чем вышел «Второй фронт», кстати, мои песни прозвучали.

Михаил Козырев: — Вокально-инструментальный ансамбль радиотехнического факультета Уральского политехнического института. ВИА «РТФ УПИ».

Глеб Самойлов: — ВИА «РТФ УПИ»… Да.

Михаил Козырев: — В какой момент возникло название «Агата Кристи»?

Глеб Самойлов: — Это без меня возникло абсолютно, они решили назваться…

Михаил Козырев: — То есть они уже тебя пригласили в «Агату Кристи»?

Глеб Самойлов: — Да-да-да. Нет, потом поняли, с выходом «Второго фронта», что возникла другая группа, поэтому решили, что вот «Агата Кристи» это теперь вот это. Но это совершенно с культурологической, с художественной точки зрения это оправданно.

Михаил Козырев: — Правильно ли я прочитал у Димы Карасюка в книжке, что…

Глеб Самойлов: — (нрзб.)

Михаил Козырев: — … что идея тебе сидеть на стуле возникла просто из-за того, что просто мало места было?

Глеб Самойлов: — Нет, не так. Я просто выступал до этого исключительно на площадках асбестовских, когда я один или с гитарой, или под барабан читал стихи, такие мероприятия. Я не понимал, что делать в составе группы, как ведут себя рок-музыканты в принципе, и Вадик сказал — нуне знаешь, что делать, садись. Ну вот, сидел. Потом, в 1996 году, проблемы с психикой, у меня случился приступ клаустрофобии, это правда. В 1996 году, на концерте в парке, раньше Горького, теперь он, значит, отдыха, был у нас концерт, и я просто понял, я не могу, я привязан к стулу, все ходят, а я ощутил себя очень дискомфортно. Я просто оттолкнул его, да.

Михаил Козырев: — И встал?

Глеб Самойлов: — Встал. И пока не ломал ногу, стоя играл. Три раза в жизни ломал ногу.

Михаил Козырев: — Да, это я помню, ты с разными формами костылей передвигался. Но ты знаешь, да, что ходила легенда о том, что ты привязан к стулу по исключительно медицинской причине вообще?

Глеб Самойлов: — Ну, там много легенд ходило. Были такие еще, я же попадал под Афган, как все мои одноклассники еще, и таких легенд было много, еще что-то. У меня кто-нибудь что-нибудь спрашивал, как ты думаешь?

Михаил Козырев: — Фестивали Свердловского рок-клуба, я помню, что у вас было прямо сходу очень крутое выступление.

Глеб Самойлов: — Это было сходу, но это было потихоньку. Наше вливание, то есть именно этим составом, то есть, Саша, Вадик, Петя и я, с новой программой вот этой, мы потихонечку внедрились. Смотри, с февраля…, в октябре был фестиваль третий, осенью точно. Там чье-то мнение, здесь чье-то мнение, и в октябре выстрелили.

Михаил Козырев: — Жахнули. И все такие — ого!

Глеб Самойлов: — Да, они-то «Ого!», нас даже программа «Взгляд» сказала: «Ого!», и рок-фестиваль сказал «Ого!». Но это все кончилось через два года буквально, полтора даже.

Михаил Козырев: — Почему кончилось?

Глеб Самойлов: — Потому что исчезла востребованность перестроечной музыки. А перестроечная музыка – это рок в принципе.

Михаил Козырев: — Вам надо было заново себя придумать.

Глеб Самойлов: — Да. На это ушли долгие, тяжёлые годы нищеты и отчаяния.

Михаил Козырев: — Слушай, вы же даже поехали в Европу.

Глеб Самойлов: — Вот там мы как раз выступали и получали внимания больше.

Михаил Козырев: — Помнишь твое первое впечатление от поездок в Европу, от этих стран, по которым вы ездили?

Глеб Самойлов: — Первая поездка была в Шотландию, в Глазго. Я не знал, какие там проблемы, я не знал, что в это время там нищенствуют, бедствуют и рассказывают всем, как все плохо у них в Шотландии. Для меня это было просто… Я хожу, дышу и ни одного мента не боюсь, ну гопники, они в Африке гопники, если что.

Михаил Козырев: — В Глазго они тоже были?

Глеб Самойлов: — Конечно, кто-то был. Но тем не менее, ощущение, что так вот и живу-живу, никого не трогаю и меня никто не достает. Если кого-нибудь трогаю, достанут, так я отвечу, конечно. Но не достали, не отвечу. Это не значит, что подойдет милицейская машина, откроется дверь, там духан еще больше, чем от меня, «Молодой человек, а чего это у вас черепа на ботинках?», вот этого не будет.

Михаил Козырев: — А было ощущение того, что в зале, когда вы играете, что народ, даже не понимая слова, все равно реагирует?

Глеб Самойлов: — Да. Да, было. Иначе бы мы не чувствовали себя так, контраста бы этого не было тогда, что мы приезжаем, уже тогда, возвращаемся в Советский Союз, и здесь мы нафиг никому не нужны, а там нас воспринимают «О, замечательно как!».

Михаил Козырев: — На каких площадках вы выступали?

Глеб Самойлов: — Фестивальные, клубные.

Михаил Козырев: — То есть и перед большими open-air?

Глеб Самойлов: — Да.

Михаил Козырев: — А клубные это типа там сто человек, да?

Глеб Самойлов: — Ну, больше, в разных клубах. В разных… Я не помню сейчас все, у меня с памятью… «Что-то с памятью моей стало…»

Михаил Козырев: — Я понимаю, в этом мы с тобой схожи, я тоже. Ну и, короче, давай перейдем к истории с «Опиумом». Откуда возникли Паша Кадушин, Ланда и Месхи?

Глеб Самойлов: — Это к Карасюку, пожалуйста. К Карасюку, пожалуйста, и к Вадику давай. Я вообще во всем этом медиа меньше всего участвовал. Я участвовал исключительно в музыкально-поэтическом.

Михаил Козырев: — Как сложился «Опиум» из песен?

Глеб Самойлов: — Там с тех пор завелась дурная такая традиция… Сначала я…Там вообще был какой-то раздрай в группе, все действовали как-то по отдельности. Я приходил к нашему тогдашнему звукорежиссеру, у него уже стояла купленная клавиша, компьютер, и я просто сходу, начиная с «Опиума» так началось, я забил сразу и аранжировал, и перенес столько песен, что остальным приходилось просто подстраиваться под это. Но тем не менее это все равно не была исключительно моя работа.

Михаил Козырев: — А у тебя, когда ты писал эти песни, были ощущения, что вот это явно выстрелит?

Глеб Самойлов: — Когда-то были, да. Я поэтому много чего там…

Михаил Козырев: — Да-да. Но в каких ты угадал, а в каких ты не угадал?

Глеб Самойлов: — Не угадал… Вот за то, что я не угадал, я расплачиваюсь до сих пор. Но расплатился наконец-то. Но это уже было в 2002 году, уже ты был на «Нашем радио», еще был. Как правильно говорить, уже или еще?

Михаил Козырев: — Еще.

Глеб Самойлов: — Когда написал песню «Детка-конфетка», и меня заставили ее перепеть, переделать, переписать. Упросили, точнее, уговорили. Сейчас я ее восстановил.

Михаил Козырев: — Да, мне сегодня Антон сказал, что ты ее выложил куда-то, но не помнишь, куда.

Глеб Самойлов: — Да, выложил, и придал наконец то содержание, которое должно было быть изначально.

Михаил Козырев: — То есть, если кто-то интересуется, как должна была звучать эта песня, можно ее послушать сейчас.

Глеб Самойлов: — Ну, да. Вообще моя деятельность, скажем так, в соцсетях, она связана исключительно с музыкальным видеорядом, исключительно музыкальным. Это мои эксперименты.

Михаил Козырев: — Ты знаешь, я пытался преодолеть некоторую…

Глеб Самойлов: — Спасибо тебе, знаешь, за то, что ты пытался.

Михаил Козырев: — Я пытался, честно.

Глеб Самойлов: — Большинство моих друзей даже не стали ни слушать, ни смотреть.

Михаил Козырев: — Там, как я понимаю, у вас еще в соавторстве с Алесей Маньковской?

Глеб Самойлов: — С Алесей, да. Сейчас мы где-то через неделю, пока отругаются по одному поводу, мы выдадим следующий, мы с Алесей, да…

Михаил Козырев: — Что вы делаете?

Глеб Самойлов: — Она снимает видеоряд в Лондоне на мою музыку, а потом мы вместе по телефону это согласовываем, я здесь что-то монтирую. Сейчас будет новый эксперимент, точнее, он уже состоялся, просто он будет опубликован.

Михаил Козырев: — Выложен.

Глеб Самойлов: — Да, опубликован.

Михаил Козырев: — Возвращаясь к «Опиуму», ты помнишь премьеру альбома в концертном зале «Россия», где был Баширов?

Глеб Самойлов: — Баширова там ленивый только не запомнил, потому что… Это все запомнили. Это он играл тогда на экранах даже, Витя Конисевич снимал его. Когда он вышел живьем на сцену, это было, конечно… (смеются)

Михаил Козырев: — Что, то есть это было? Что было, безумие?

Глеб Самойлов: — Я помню свой жуткий страх. Я первый раз выступал солистом. Начинался с песни «Хали-гали Кришна» концерт, и все. Я понимаю, что я не помню, как у меня ноги двигаются, руки двигаются. Я ничего не помню. Это было ощущение жуткой паники, вот это главное было ощущение.

Михаил Козырев: — Потому что ты стоишь в качестве фронтмена у микрофона?

Глеб Самойлов: — Да-да.

Михаил Козырев: — Этого страха из зала не чувствовалось. Во всяком случае, это я точно тебе могу сказать, да.

Глеб Самойлов: — Да, я потом пересмотрю. Честно.

Михаил Козырев: — Хорошо. Расскажи еще о видеоработах с Конисевичем и Лукашевичем, два режиссера, которые много всего вам наснимали.

Глеб Самойлов: — С Витей…Наверно, лучше расскажет Витя сам.

Михаил Козырев: — Витя расскажет, мы его пригласим. Лукашевич был уже и рассказывал много. Но просто есть ли у тебя в памяти четкая разница работы с этими двумя режиссерами? С кем одни особенности, с кем другие?

Глеб Самойлов: — Витя смел на идеи, но, может быть, менее выразителен в качестве кинорежиссера, режиссера такого. А Лука, он более профессионален, но если идеи… Клип «Моряк», вообще сюжет клипа «Моряк» кочевал у Литвиновой, то есть она сценарий предложила, от одного к другому, просто приклеился он к нам в результате, понимаешь?

Михаил Козырев: — А, то есть она и другим предлагала этот сценарий?

Глеб Самойлов: — Да.

Михаил Козырев: — Слушай, это клип, который просто оставил незабываемый след в истории еще и первым появлением «Квартета И».

Глеб Самойлов: — Вау!

Михаил Козырев: — Да-да-да. И еще прекрасно…

Глеб Самойлов: — Как Литвиновой памятник не поставили до сих пор?

Михаил Козырев: — Да, и с телефоном, который она опускает туда, в ванну.

Глеб Самойлов: — Это Рената была. Это не Литвинова была, это была Рената вот…

Михаил Козырев: — Да-да-да, ее фамилию, к сожалению, невозможно, сложно выговорить.

Глеб Самойлов: — Микайлените.

Михаил Козырев: — Микайлените.

Глеб Самойлов: — Рената Микайлените, да.

Михаил Козырев: — Это такая муза была у Лукашевича. И мне очень понравилось, что вы потом зациклили с «Триллером».

Глеб Самойлов: — А это не мы, это идея была Луки как раз.

Михаил Козырев: — Луки, да.

Глеб Самойлов: — Да.

Михаил Козырев: — Сегодня у меня в гостях Глеб Самойлов. Расскажи мне, пожалуйста, историю твоего отношения и твоих взаимоотношений с Ильей Кормильцевым.

Глеб Самойлов: — Знакомы мы были в Свердловске еще, с конца восьмидесятых годов, когда только мы появились. Ну и так… Вот Илья Кормильцев, Илья Кормильцев… Я не испытывал какого-то трепета, я знал и понимал, что да, его стихи пели многие, но до этого было два исключения. То есть альбом «15» группы «Урфин Джюс», потом непревзойденно как Настя спела «Вниз по течению неба» на ее же музыку. Потом вдруг возник Слава, который простонал и прокричал ее так, как никто до него это не делал. Поэтому «Разлука», конечно, да… Но согласись, сложно ассоциировать…. Я, например, со Славой не был знаком тоже. И сложно ассоциировать эти стонущие звуки, с магнитофонной записи еще голос, с Ильей.

Михаил Козырев: —Конечно. Но так откуда-то родилась магия вот эта вот.

Глеб Самойлов: — Как-то встречались, что-то хохмили, хохмили. Потом на фестивале «Нашествие», посвященном… И потом я случайно увидел книжку. О чем, конечно, не хотелось бы спорить и ругаться… Не то чтобы мне не понравилось, что «Скины: Русь пробуждается». А я говорю: «А кто тут у нас такой наглый, кто у нас такой смелый, чтобы так бац и всем плюнуть в лицо, книжку такую выпустить?».

Михаил Козырев: — А про какую книжку ты говоришь?

Глеб Самойлов: — «Скины: Русь пробуждается». Да не о том речь! Не о скинах речь, а о том, кто в принципе такой наглый, чтобы совершить такой плевок в сторону вообще общественного вкуса, понятия литературы и так далее. Увидел фамилию редактора, потом познакомились, заново.

Михаил Козырев: — Общаться вы начали с «Контркультуры».

Глеб Самойлов: — Да, до отъезда в Лондон. Да, на почве «Контркультуры» пересеклись. Мы дружили семьями. У меня два друга, тогда возникло, осталось в жизни два друга, Алеся и Илья. Алеся, тьфу-тьфу-тьфу, слава богу, остается моим другом до сих пор.

Михаил Козырев: — Чем привлекательны были вот эти его?..

Глеб Самойлов: — Они совпадали с тем, что искал я. Понимаешь, в чем дело?

Михаил Козырев: — А именно?

Глеб Самойлов: — А именно — людей, которым недостаточно животных законов этого мира. Теория Дарвина, она же — теория эволюции, так или иначе, если сравнивать, понятно, что песни морально основываются на том же самом. То есть борьба за выживание. Что не этим единым жив человек, что возможно другое что-то, ради чего люди будут стараться биться головой о стенку, чем просто получение питательной среды, пищи, грубо говоря, пищи и секса, еще чего-то. Может быть что-то другое, поэтому я искал таких людей. Я в это время занимался как раз тем же самым, только на другом уровне.

Михаил Козырев: — Но, вот ты знаешь…

Глеб Самойлов: —Я знаю ваши отношения…

Михаил Козырев: — Нет-нет, в данном случае я разговариваю не на уровне отношений человека к человеку, а на уровне философских взглядов. Одна из вещей, которая меня всегда настораживала, это… Вот у меня существует некий абсолютный приоритет любой отдельной человеческой жизни…

Глеб Самойлов: — Абсолютно согласен.

Михаил Козырев: — И нет ни одной, на мой взгляд, идеологии, которая имеет право эту жизнь приносить в жертву, да?

Глеб Самойлов: — Абсолютно, абсолютно.

Михаил Козырев: — Тем не менее, мне кажется, Илья разделял истории того, что ради некой великой цели можно приносить в жертву определенных людей.

Глеб Самойлов: — Нет.

Михаил Козырев: — Я ошибаюсь?

Глеб Самойлов: — Я с тобой не согласен. Как раз именно «запрещено запрещать». Главное… Понимаешь, в чем дело? Дело в том, что наш дарвинистический мир… он еще более жесток может быть, чем мир, где какая-то идеология. Мне интересен его путь. Почему? Помнишь «Майн Кайф?»?

Михаил Козырев: — Да.

Глеб Самойлов: — Не путать с Mein Kampf, это разные произведения абсолютно.

Михаил Козырев: — Да. Это да.

Глеб Самойлов: — Когда «Майн Кайф?» вышел, я как раз пытался отследить, а где вот эти поиски чего-то другого, кроме вот этого вот тупого жевания, зарабатывания… Где они, идеи? Грубо говоря, когда Геббельс перестал плакать над «Братьями Карамазовыми» и поставил верхушкой своей партии Гитлера, например. Вот я искал, где этот переход, где эта грань, как, что с этим. До сих пор ищу. Я не про фашизм сейчас говорю. Про любую идеологию, про любую.

Михаил Козырев: — Но приводишь в качестве примера именно его.

Глеб Самойлов: — Потому что ты на меня тогда набросился. Тебе это ближе всего, потому что ты на меня тогда набросился первым.

Михаил Козырев: — Хорошо, в случае с твоим явным интересом в один период твоей жизни к авторам газеты «Завтра», он чем обусловлен?

Глеб Самойлов: — Именно тем, что они по-своему пытались заниматься тем же самым. Я читал газету, я видел, как тот же НБП, да… Про начало НБП не будем говорить, это отдельная история про Курехина, которая… Это надо видео смотреть, чтобы понять вообще, насколько все остальные идиоты, да, что они что-то помириться до сих пор с ним не могут. Дальше. Начиная с того, как, например, тот же НБП от Дугина благообразного трансформировался в социалистическое движение, как декламировал сам господин Лимонов, под влиянием другого человека. Все это, грубо говоря, разнообразие. Было разнообразие людей, которым не все равно.

Михаил Козырев: — Но ты же считаешь, что таким людям, например, как Проханов или Дугин, было не все равно?

Глеб Самойлов: — Я с Дугиным не знаком.

Михаил Козырев: – Тексты были привлекательные.

Глеб Самойлов: — Тексты… Дугина… Чьи-то были отвратительные, чьи-то привлекательные. В том-то и дело, понимаешь? В той же газете этот во мне вызывает отвращение, а этот привлекательный.

Михаил Козырев: — Просто твои симпатии, естественно, были перенесены на определенное количество тех людей, которые видели в тебе человека, интересного и родственного по каким-то идеалам. Соответственно, они переносились: «О, Глеб интересуется газетой «Завтра»! Надо почитать». Было такое?

Глеб Самойлов: — Понимаешь, ну почитали. Понимаешь, ориентироваться на то, что поймет гопник из того, что ты скажешь или споешь, бесполезно. Ты никогда не станешь ни ниже его уровнем, ни выше его уровнем. Пытаться соответствовать ему тоже не сможешь. Ты всегда будешь тем, кто ты есть. Поэтому говори все, что ты думаешь.

Михаил Козырев: — Ты помнишь, у меня была такая программа «Сумерки»?

Глеб Самойлов: — Да, помню.

Михаил Козырев: — Да. И Вадик туда решил прийти и сказать о том, что он завязал с наркотиками…

Глеб Самойлов: — … и пришел не в самом лучшем состоянии.

Михаил Козырев: — …не в самом лучшем состоянии, да. Это было очень странно, мягко говоря. Ты не пришел. Почему ты не пришел?

Глеб Самойлов: — Я тогда был неофитом. Я спрашивал совета у батюшки, можно ли идти на НТВ или нет. Неофитство — это такое определенное… Ну как… Профессионалы от религии знают кто такие неофиты, они знают, что человек готов все порвать, всех порвать. Я считал себя святее папы римского, потому что я же православный, а он какой-то католик сраный.

Михаил Козырев: — Ну-ка, расскажи поподробнее о том периоде. Кто у тебя был батюшкой?

Глеб Самойлов: — Батюшка… Ну знаешь.

Михаил Козырев: — То есть меня не имя интересует, просто описание, что это за человек был. И почему тебя туда вообще вильнуло, занесло?

Глеб Самойлов: — Почему меня туда? Там были поиски, скорее всего, даже связано не со мной, наверно, а то, что моя семья устала от моей героинщины тогдашней. И мне это стало противно.

Михаил Козырев: — Как тебя занесло в неофиты?

Глеб Самойлов: — Мне очень хотелось поверить.

Михаил Козырев: — Во что-то?

Глеб Самойлов: — Да. Во что-то, не во что-то, но это генетически сложилось так, и воспитание опять же. То есть, я помню, что дома лежало где-то официально купленное, еще в переплете именно церковном Евангелие, я его читал. Ветхий Завет я знал более-менее по таким культурным, литературным изданиям. Что-то внутри, я все равно понимал, что мне хочется к чему-то приобщиться и быть не одному прежде всего. Почему человеку нужен Бог? Чтобы быть не одному.

Михаил Козырев: — Как Оксимирон говорит: «Мне хотелось так стать чем-то большим, чем я», да? (Михаил Козырев неточно цитирует: “Я так хотел принадлежать чему-то, большему чем я” – прим. ред.)

Глеб Самойлов: — Не «больше, чем я». Мне кажется, хотелось, наоборот, сказать: «Вы большие, я к вам, я тоже».

Михаил Козырев: — «Можно я к вам?»

Глеб Самойлов: — «Можно я к вам? Я тоже большой.»

Не так, очевидно, сильно и хотелось, раз в результате не состоялось. Во-вторых, я и батюшек понимаю. Все с высшим образованием, замечательные, один психотерапевт по образованию, первый мой батюшка был. Второй, который в моей жизни встретился, вообще был прислан из Франции, мой ровесник. Но тем не менее, когда он спросил меня: «А чем занимаешься-то, Глеб?», я говорю: «Рок-музыкой». «Ох», сказал батюшка, присланный из Франции, мой ровесник. «Ох». Что «Ох»?

Михаил Козырев: — Слушай, вот у Кинчева-то как-то сработало.

Глеб Самойлов: — Нет, не сработало. Я считаю… Нет, это не ко мне вопросы.

Михаил Козырев: — Хорошо. Вернемся к той ситуации. Ты тогда был неофитом, и тебе батюшка сказал: «Не стоит».

Глеб Самойлов: — Да батюшка-то сказал так же, просто… Я понимаю, что мы у него все на очереди стоим. Стоит вот такая очередь, особенно в те годы, в девяностые, в конце девяностых. Вот такая очередина исповедаться, причаститься, рассказать обо всем, что они думают и чувствуют, одному такому седому батюшке, который таких переслушал и переслушает еще… Конечно, тяжело было. Но вот я попал в такую очередь.

Михаил Козырев: — Скажи, а у тебя не было экспериментов, связанных с тем, чтобы со всеми своими пристрастиями болезненными пойти вот в эти вот?..

Глеб Самойлов: — А кто сказал «болезнями»?

Михаил Козырев: — Болезненными пристрастиями.

Глеб Самойлов: — А ты считаешь, что это не болезни?

Михаил Козырев: — Нет, я говорю не про религию, я говорю про наркотики и алкоголь.

Глеб Самойлов: — Я тоже.

Михаил Козырев: — С прекрасными пристрастиями. Вот эта двенадцатишаговая программа, алкоголики…

Глеб Самойлов: — О нет.

Михаил Козырев: — Даже у меня была история, когда моя девушка в отчаянии от моей кокаиновой зависимости отправила меня в город Ульяновск к какому-то человеку, забрала сотовый телефон. Я был в замкнутом пространстве. Но когда он начал приходить ко мне и втирать религиозные вещи, все, я оттуда сбежал.

Глеб Самойлов: — Это жесть. До свидания. «Уверуй в высшую силу». Да не верю я в высшую силу вашу.

Михаил Козырев: — Да-да-да.

Глеб Самойлов: — Какие 12 шагов после этого? Я первый то сделать не могу. (смеются)

Михаил Козырев: — Первый сделать не могу…Как ты тогда обычно справлялся с кризисами? Надо же нащупать какую-то точку опоры. Что для тебя было как точка опоры и сейчас?

Глеб Самойлов: — Ты знаешь, все менялось. Меняется в жизни все. То, за что я дико цепляюсь и чего до последнего боюсь лишиться — это способность творить. А творение — это немножко, если даже брать вот их… Религиозных, да… то есть ты берешь на себя часть ответственности, работы. Это великий кайф совершенно — делать нечто из ничего. Вот этого только что не было, вдруг оно бац! и есть. Вот эта способность не сравнима ни с каким кайфом. Я боюсь ее потерять, эту способность. За нее я держался, и она меня держит до сих пор в жизни.

Михаил Козырев: — Да, я иногда встречаю, что ты говоришь: «У меня полтора года не было ни одной песни, и это меня испугало больше всего». Но, как я понимаю, это приходит, приходит.

Глеб Самойлов: — Это мой стержень. Это единственный стержень, который держит меня до сих пор. Ты знаешь, сколько меня хоронили? Попробуй вспомнить. За годы все эти.

Михаил Козырев: — Хорошее очень интервью у тебя с Яном Шенкманом. Там есть, мне кажется, очень важная, такая фундаментальная, программная, я бы сказал, фраза о том, что нет пропасти между нами и украинцами, есть пропасть между нами и властью.

Глеб Самойлов: — Да.

Михаил Козырев: — В связи с этим вот какой вопрос: у тебя не было никогда в жизни такого периода, когда ты не ощущал границы между собой и властью? Условно, был ли какой-то президент во главе страны или какой-то лидер, за которого ты мог сказать: «Вот это мой президент, я готов за него отдать свою жизнь»?

Глеб Самойлов: — Нет, не было. Ты еще пойми, просто я постмодернистом родился в городе Асбесте,

Михаил Козырев: — …постмодернистом и умру.

Глеб Самойлов: — То есть власть, «Голубой огонек», Новый год, и вся жизнь, и все находилось вот там, в телевизоре черно-белом, где-то там, в далекой мифологической мета-Москве. Да. Поэтому изначально это для меня существовало где-то там, недоступное, от меня отдельно существующее. Конечно, я рвался туда, но не во власть, а в праздник.

Михаил Козырев: — И ты считаешь, что в принципе… Давай представим себе ситуацию, когда тебе симпатичен какой-то политический персонаж…

Глеб Самойлов: — Было такое дело один раз.

Михаил Козырев: — …и он вдруг выигрывает. И что, получается, что тебе тут же нужно отстраниться от этого и все равно соблюдать эту границу?

Глеб Самойлов: — Ты знаешь, я долго думал о том, что всегда против, я буду всегда против. Представляешь, у Летова есть такая песня оказывается, «Я всегда буду против», да… Мы, может быть, такие личности, вот я, мы ощущаем балансом себя. Балансирщики. То есть все туда кинулись, вправо, сейчас все у нас «Слава России», а я влево, потому что лодка утонет, перевернется. Идите вы на хрен, это вы раскачиваете лодку, а не я. И наоборот. Я держу эту лодку на плаву. Вот так я себя ощущаю.

Михаил Козырев: — И еще одна вещь, которую у тебя не отнимешь — это какая-то истовая, абсолютно слепая ненависть ко всему истеблишменту.

Глеб Самойлов: — Да.

Михаил Козырев: — Буржуа тебя представить невозможно никаким.

Глеб Самойлов: — Это не ненависть, понимаешь? Я родился не такой, и все. Это не ненависть. Ну…Я не могу себя просто представить себя…

Михаил Козырев: — А ты попадал когда-нибудь в какую-то ситуацию, в которой ты должен был бы как-то просто и не напряжно вести какой-то буржуазный образ жизни? Например, на курорт, где все включено, или поездка на лимузине.

Глеб Самойлов: — Я чувствовал себя очень неловко. Знаешь, у нас поездка на лимузине, понимаешь, какие-то ситуации опять же, контекст. У нас поездка на лимузине в России в конце девяностых годов, когда группа «Агата Кристи» была популярна, это значит, что лимузин едет и так сбивает старушек по ходу, знаешь, разворачиваясь. И ты сидишь такой и понимаешь, что это из-за тебя все, бабушка сейчас получила из-за тебя конкретно. Знаешь, тут не надо быть особо ненавистником.

Михаил Козырев: — Как ты смотришь тогда на тех героев рок-н-ролла, которые сейчас выглядят как абсолютные мещане?

Глеб Самойлов: — Ну они… Знаешь, к Шахрину много вопросов, да, было. Я недавно посмотрел его интервью. «А почему вы уже не поете «Псы с городских окраин»?», на что Шахрин сказал: «Потому что я больше таким себя не чувствую. Если бы я пел это сейчас, это было бы неправдой». Вот я тогда понимаю, вот это я понимаю. Это честный ответ честного человека. Да, он совершенно другой человек, да, он поет о том, что сейчас его волнует. «Аргентина — Ямайка» его больше волнует, и это правда. Это правда.

Михаил Козырев: — Нет, он на меня никогда не производил впечатления человека, который вообще способен кривить душой. Он с самим собой в абсолютной гармонии.

Глеб Самойлов: — Да. Тогда он был таким, потом он перерос в другое состояние. Но тем не менее он отдает себе в этом отчет, это хорошо.

Михаил Козырев: — Скажи, пожалуйста, в каком состоянии находятся все ваши исковые тяжбы?

Глеб Самойлов: — Это к Вадику лучше. Я узнаю о них, знаешь, только опосредованно. Как он опротестовал одно решение, другое, третье и так далее.

Михаил Козырев: — Но суд тебе присудил компенсацию.

Глеб Самойлов: — Сначала присудил. А сейчас Вадик опять через какую-то лазейку в законе ее пытается обратно отсудить. Никаких денег я от него не ждал, не жду и не собираюсь.

Михаил Козырев: — И не дождешься.

Глеб Самойлов: — Да конечно не дождусь, я прекрасно понимаю. Я хотел доказать, что… Слишком много было нападок: «Да это Глебу в бредовом сне приснилось». Мне нужно было доказать, что я не верблюд. Я трижды это доказал. Сейчас он четвертый раз пытается доказать, что это он не верблюд. Зачем? Я на это дело плюнул, оно идет мимо меня как-то. Какая-то пришла очередная явка, «в суд явитесь, у вас оспаривают такое-то решение замшелого какого-то суда такого-то числа, опротестуют такого-то числа и так далее»… Да нафиг вас. Если Вадику не лень, пускай занимается.

Михаил Козырев: — Что у тебя сейчас в плейлисте? Какую музыку других артистов ты слушаешь? Что тебе понравилось за последнее время?

Глеб Самойлов: — Я только случайно если натыкаюсь, понимаешь? Я имею в виду… Музыку ― то есть авторскую, да?

Михаил Козырев: — Нет, я не знаю, утром или днем ты просыпаешься, что ты включаешь в квартире?

Глеб Самойлов: — Я поскольку работал последние полгода над новой программой The Matrixx и сейчас продолжаю работать, то я переслушиваю то, что делаем мы, как, где, что совпало и так далее. Я не буду рассказывать про различные технологии и так далее, чем мышление отличается.

А, вспомнил одно! Мне понравилось, потому что там слова почти не понятны. Хорошо сделано. «Папа на рэйве».

Михаил Козырев: — Как?

Глеб Самойлов: — «Папа на рэйве».

Михаил Козырев: — А, это отечественная группа?

Глеб Самойлов: — Да, ты найдешь. Тебя заклюют все реперы, если ты не…

Михаил Козырев: — Если не послушаю «Папу на рэйве»?

Глеб Самойлов: — Если ты не будешь знать, кто это.

Михаил Козырев: — Так. Текстами понравилась или?..

Глеб Самойлов: — Не текстами, потому что тексты как раз не слышно, это музыкальное исключительно, звуковое событие, фонетическое. И визуальный ряд, соответственно.

Михаил Козырев: — А западную музыку ты слушаешь?

Глеб Самойлов: — То, что попадается. Но мне попадается из рок-музыки что-то случайно, какие-то всплески бывают, но я сейчас не могу даже вспомнить. Дайте мне дожить как доживается.

Михаил Козырев: — На каком последнем концерте ты был? Другого артиста. Кого ты смотрел?

Глеб Самойлов: — Пытаюсь вспомнить. Наверняка, да, это было жестокое разочарование. Это был очередной приезд Depechе Mode. Разочарование, потому что я не могу смотреть концерты в толпе. В «Олимпийском» звук был… Причем я физически чувствовал, как звукорежиссер борется за каждую партию, это он здесь приглушит, это выделит. Я понимаю, что я работаю вместе с ними. Со звукорежиссером, не с Depechе Mode, не с группой. Понимаешь?

Михаил Козырев: — То есть облом был?

Глеб Самойлов: — Облом, да.

Михаил Козырев: — А вообще Depechе Mode ты любишь?

Глеб Самойлов: — Ну как, я очень благодарен за то, что они сделали в тот промежуток времени, когда мое настроение совпадало с их настроением. Я очень рад, что они продолжают существовать. Все. Я не фанат, поэтому я не говорю: «Ааа, они предали себя, сволочи! Он больше не так поет! Зачем он подстригся?» и так далее.

Михаил Козырев: — А как ты относишься к группе The Cure?

Глеб Самойлов: — Знаешь, она сыграла в моей жизни какую-то роль, больше того, потому что, наверно, слишком многое совпадало вокруг из… Я же не знал тогда, откуда корни текут, происходят. Корни прорастают. Оказалось, группа The Cure. Причем я еще неосознанно снимал в свое время со Смита, еще не видя его. И первый раз, кто мне сказал, причем первый раз показали клип Lullaby, показал Троицкий в программе. А мы записывали «Декаданс» как раз в студии, заходил Могилевский и говорит: «Вот, вчера видели? Мне кажется, это ваше, как раз вы и должны быть ими, их место занять». Мне Могилевский Леша сказал тогда еще, в 1990 году.

Михаил Козырев: — Надо сказать спасибо Леше. Но параллелей-то много тоже. Влияние чувствуется, конечно.

Глеб Самойлов: — Понимаешь, со стороны виднее. Всегда со стороны виднее.

Михаил Козырев: — Куда вас приглашают? Вас приглашают, например, в Крым выступить? Или давно уже не приглашают?

Глеб Самойлов: — О, нас и на Украину приглашали на фестивалях выступать. Я отказываюсь от фестивалей, любых. Любой фестиваль на Украине — это означает все равно, что ты за него не отвечаешь. Ты не отвечаешь за то, что за люди придут, что они будут толкать, какие речи, какие листовки будут раздаваться. Нет, мы выступаем только на сольных своих концертах группы.

Также я не участвую на тех концертах, которые проходят в Крыму, потому что в любом случае… «Это фестиваль?», говорю. «Сольный концерт». Сольный концерт, понятно, чтобы для Украины невъездной. Никаких мероприятий, в которых как-то была бы задействована политика. В этой страшной, грязной, я бы сказал, войне, я не хочу участвовать. Принципиально.

Михаил Козырев: — Давай обязательно скажем зрителям о том, что будет в ближайшее время у тебя поэтическое выступление на вечере 14 мая. Это клуб «Город», и называется это «Панк-лирика». И вы там будете втроем. Расскажи, кто еще.

Глеб Самойлов: — Кто еще? Там будут два замечательных человека, во-первых, один Поэт действительно с большой буквы, Родионов, да. И будет Володя Котляров, который является знаковой и популярной панк-фигурой. И буду я, не пришей вода к чему, я не знаю. Я, наверно, выйду и спою «Сказочную тайгу», в конце концов.

Михаил Козырев: — Что хотите.

Глеб Самойлов: — Да.

Михаил Козырев: — Получите, что хотите. Но группу «Порнофильмы» ты знаешь?

Глеб Самойлов: — Когда заявлен был концерт, конечно, я их более-менее стал послушивать и узнал о них. Но пока не до такой степени, чтобы врубиться.

Михаил Козырев: — Володя был одним из тех, кто отказался участвовать на фестивале «Нашествие» из-за того, что там был Минобороны. Должен тебе сказать, что несколько месяцев назад, даже, по-моему, месяц назад, что-то мне начали названивать люди из новостного агентства и говорить: «Михаил, а как вам то, что фестиваль «Нашествие» отказался от сотрудничества с Минобороны?».

Глеб Самойлов: — Неужели мир во всем мире грянет? Или нас НАТО завоевало? (смеются)

Михаил Козырев: — Ты знаешь, с кем они теперь?

Глеб Самойлов: — С кем?

Михаил Козырев: — Роскосмос!

Глеб Самойлов: — А! От перемены мест слагаемых…

Михаил Козырев: — …сумма не изменяется, да. Я думаю, что они просто вместо «Стрижей» сейчас будут космические корабли запускать.

Глеб Самойлов: — Да, шоу, причем виртуозное.

Михаил Козырев: — Короче, 14 мая. Если хотите услышать настоящих панков…

Глеб Самойлов: —…«Сказочную тайгу»… (смеются)

Михаил Козырев: — …«Сказочную тайгу», да, то приходите в клуб «Город». Это будет хороший вечер и важная причина для того, чтобы туда прийти. Спасибо тебе большое, что пришел. Тогда мы в ожидании нового альбома группы The Matrixx, над которым вы работаете.

Глеб Самойлов: — Поинтересуйся хотя бы…

Михаил Козырев: — Нет, экспериментами, я же говорю тебе…

Глеб Самойлов: — Ты пробовал, ты пробовал.

Михаил Козырев: — Да.

Глеб Самойлов: — Конечно, уважуха тебе. Ты честно написал: «Глебсон, послушал, ничего не понял».

Михаил Козырев: — Да.

Глеб Самойлов: — Спасибо, что послушал. Вот что тебе хочу сказать.

Михаил Козырев: — Спасибо тебе большое, дорогой. Это была программа «Как все начиналось». Меня зовут Михаил Козырев. В гостях был Глеб Самойлов. Пока!