В феврале 2015 года братья Самойловы, каждый из которых к тому времени шёл своим путём, неожиданно дали в Москве и Петербурге два «ностальгических» концерта в формате группы «Агата Кристи». После этого натянутые отношения между лидерами коллектива, кажется, стали только хуже. Братья разрешили друг другу использовать творческий багаж легендарной группы без всяких ограничений, после чего Вадим Самойлов с новыми музыкантами отправился в тур по России и ближнему зарубежью с говорящим названием «Агата Кристи. Все хиты». Младшему брату, Глебу, судя по всему, не очень понравилось то, что его брат стал петь песни, которые раньше исполнял он (авторство большинства хитов принадлежит именно Самойлову-младшему). Сам Глеб взял лишь несколько песен. Из них только 2–3 композиции можно с уверенностью назвать стопроцентными шлягерами. Костяк программы Глеба составляют песни его нового проекта The Matrixx, который, на фоне не отличающейся жизнерадостностью «Агаты Кристи», представляет собой настоящее гротескное некрореалистическое полотно. В отличие от Вадима, Глеба Самойлова несло в откровенный андеграунд. Старший брат был доверенным лицом Владимира Путина во время последних президентских выборов, младший же никогда не скрывал своих симпатий к оппозиционному движению. Притом к самым его маргинально-радикальным слоям. Сейчас в архиве у Глеба — 4 студийных альбома. Вадим Самойлов приезжал в Калининград со своей программой в сентябре прошлого года (что из этого получилось, можно почитать здесь). The Matrixx же выступит клубе Yalta 20 мая. В преддверии своего концерта Глеб Самойлов рассказал в интервью Афише RUGRAD.EU о родовых травмах и болезнях русского рока, чем настоящий фашизм отличается от мнимого, как сложилось, что он больше не может изображать из себя «Агату Кристи» и почему не хочет писать письмо собственному брату.
— Почему ваш последний альбом «Резня в Асбесте» выдержан в классических пост-панк тонах — в духе групп из клуба Batcave, Bauhaus, The Cure, Joy Division. Казалось, что вы в последнее время гораздо более тяжелую музыку слушаете?
— В основе последнего альбома, в принципе, лежит готический пост-панк. Такой классический. Времен… Даже не знаю, какую группу назвать. Ну, может быть, Bauhaus… Ну, New Order. Но я имею в виду ранний New Order: соло на бас-гитаре, партии такие завернутые… В общем, куда-то туда, ближе к началу 80-х. Но там в том числе и музыка, которая меня сейчас цепляет: дабстеп, трэпстеп. То есть в альбоме охвачена, в принципе, музыка с 80-х по двухтысячные годы. Практически вся, которая на меня влияла…. Тяжёлая музыка? Тяжелую музыку в сочетании с электроникой сейчас очень многие играют. И я не хотел повторяться, а сделать что-то другое. Следующий альбом, наверное, тоже будет другим. Я просто пока ещё не знаю [каким].
— Иногда кажется, что классический пост-панк а-ля The Cure — это такая родовая травма для всего русского рока. Все же почти вышли из Роберта Смита и вас в своё время даже сравнивали.
— Нас абсолютно зря с The Cure сравнивали. Ничего похожего я в этом не вижу. Абсолютно. «Агата» сначала была опереточной с тяжёлой гитарой. Ближе, наверное… Не знаю даже к кому. Не нахожу аналогов. Потом это была продвинутая, интеллектуальная, сложная, меланхоличная «новая волна». Начиная с альбома «Позорная звезда» это уже музыка вне стиля… Не знаю даже, как сказать… Мы менялись. Так же и альбомы The Matrixx сложно назвать одинаковыми: в первом была смесь нью-металла с электроникой, во втором электроники уже было меньше, а третий — разноплановый, но тоже с элементами тяжелой музыки. Четвёртый решили сделать немножко «истеричным», но в хорошем смысле. Там что-то и от Siouxie and The Banshees присутствует, и от New Order, и от Birthday Party. Не говоря уже о современных течениях.
— Но и кончилось всё тем, что некоторые находят плагиат в песнях: говорят, что песня «Добрый враг» похожа на Bela Lugosi’s dead Bauhaus, а «Что будет завтра» — на Atmosphere Joy Division.
— Нет, не могу так сказать. (Усмехается.) Я когда песни пишу и придумываю аранжировки, то специально не слушаю никакой музыки, чтобы не чувствовать чужого влияния.
— Вот это идея «поженить» классический пост-панк и современный дабстеп — она как вам в голову пришла? Кажется, что эти вещи такие несочетаемые.
— Потому что я люблю и то, и другое. Я реально слушаю всё это. Электронной музыкой я увлекался с самого детства, начиная с Kraftwerk. В 90-е это было техно, хаус, транс. А сейчас я врубаюсь в дабстеп, трэпстеп. Я чувствую точки соприкосновения моей души с этой музыкой, а не потому, что я ищу что-то новенькое. Это действительно то, чем я дышу сейчас. Я и IDM тот же самый слушаю и нахожу там что-то своё. Там же тоже есть вещи и откровенно попсовые, и вещи, действительно заставляющие рубашку на себе рвать. Я много музыки слушаю, но никогда не пытался подделаться под кого-то другого. Я играю то, что живёт во мне за все прожитые годы. Вся прожитая музыка во мне жива до сих пор.
— Мне всегда казалось, что тем людям, которые пережили техно-революцию 90-х, слушали классические альбомы The Prodigy и Underworld, для них дабстеп должен казаться примитивной музыкой. Ну что там, вобл-бас и больше ничего.
— В дабстепе, кроме баса, ничего?! Слушайте, да там такая внутри работа происходит. Я не беру сейчас попсовые композиции, но там огромная работа со звуком, с настроением. В этой музыке [есть] медитативность. И одновременная медитативность, и агрессивность этой музыки очень заводит. Если слушать внимательно, то это огромнейший труд, работа и фантазия.
— Первые два альбома The Matrixx — «Треш» и «Прекрасное жестоко» — это были новые по духу пластинки: вы стали писать те песни, которые раньше не писали. А потом, такое ощущение, вы ушли в самоповтор и зациклились.
— Дело в том, что я песни пишу давно… От самого себя не сбежать Где-то я, да, повторяюсь. Наверняка. Но я не делаю этого специально. Просто пишу то, что пишется. Себя-то не обманешь…
— Ну обязательно было, чтобы почти в каждой песне слово «боль» встречалось? С альбомами «Живые и мертвые» и «Резня в Асбесте» как-то так получилось.
— Это вы про какую песню говорите? (Смеётся.)
— Ну, допустим, «Минус один» выглядит как такая абстрактная клавишная зарисовка.
— Нет, это очень личная песня, вы не понимаете. Для меня самая главная и ключевая песня, в принципе, в альбоме.
— В своё время вы много говорили об объединении всей радикальной оппозиции. Сейчас в каком-то смысле у вас это получилось. Теперь с вами фотографируется группа CWT, культовая команда для среды футбольных фанатов, а лидер «Левого фронта» Сергей Удальцов размещает ваши песни у себя на странице «ВКонтакте». Довольны?
— Я буду доволен, когда будет результат. Очень воодушевляющим было шествие, когда [вместе] шли и правые радикалы, и левые радикалы. Я знаком и с теми, с другими. И Сережа Удальцов, и люди национал-патриотических взглядов. Но последние сейчас разделились на два лагеря: одни — за Путина, другие — против. Да, я хотел бы внести свой вклад в единение людей, у которых в душе огонь, ощущение несправедливости власти и мира вообще. Людей, у которых есть пассионарность, которые [готовы] идти в тюрьму, под дубинки и так далее. Мы выступали на проспекте Сахарова. Это было самое массовое шествие. Я там уже привык к фигурам снайперов на высотках, к ОМОНу по краям. Привык к тому, что идёт разношёрстная, но объединённая одним порывом толпа с разными идеями. Главное, что у людей есть какая-то идея, мечта, [что-то ещё], кроме зарабатывания денег.
— Но вы же понимаете, что пассионарность — это палка о двух концах. Допустим, вашу группу любил один из лидеров ультраправых Максим Марцинкевич, который известен под именем «Тесак», но он уже связан с реальным уличным насилием.
— Знаете, даже если задумываться о последствиях… Я не политик. Я всего-лишь рок-музыкант. Я не могу предложить конкретную модель общества, счастливую и справедливую — свободный и светлый союз людей, — но, тем не менее, восхвалять то, что творится сейчас… А тем более бежать впереди паровоза, что случается с творческими людьми, я считаю неприемлимым. Если внутри есть протест, он должен быть высказан. Рок-н-ролл изначально был бунтом и протестом. Даже непонятно против чего. Был такой знаменитый фильм «Бунтарь без причины» с Джеймсом Дином, который отражает этот ранний рок-н-ролл. Это суть того, что я называю рок-н-роллом.
— Но получается ответ насилием на насилие.
— Извините, но насилия со стороны оппозиции не было. Люди сидят сейчас в тюрьмах за то, что они просто вышли выказать свой протест. По абсолютно сфабрикованным делам сейчас сидят. Оппозиция практически обезглавлена. Удальцов в тюрьме, Немцова убили, Навальный, я так понимаю, ближе к тюрьме, чем к свободе. Лимонов самоустранился. Но партия, которую «нельзя называть», существует (имеется в виду НБП, признанная в 2007 году в России экстремистской организацией. — Прим. ред.). Недавно общался с её ярким представителем Захаром Прилепиным. Главное, что власть сделала, они просто, сколько бы людей на улицу не вышло, хоть 200, хоть 300 тысяч, они просто делают вид, что этого нет. И никаких ответных действий, кроме репрессий, не предпринимается. Поэтому митинговое движение находится в стадии деградации.
— Вот вы сказали про Захара Прилепина. Но ведь партия, которую «нельзя называть», поменяла позицию. Сейчас некоторых из её представителей вполне можно назвать «провластными», а Прилепин писал в Facebook, что лучшее, что после себя оставил Ельцин, — это Путин.
— Его идеологически кидает из стороны в сторону, так же, как уважаемого мной Александра Проханова, который тоже на стороне власти. Но я общаюсь с оппозицией именно благодаря газете «Завтра». В её редакции можно было встретить и общаться [с разными людьми], читать в газете интервью людей совершенно разных направлений. Они печатали и левых, и правых. Сейчас я поддерживаю отношения с ребятами, которые там работают. Созваниваемся, разговариваем. С художником Алексеем Беляевым-Гинтовтом, который рисовал той самой запрещённой партии плакаты. Он лауреат премии Кандинского, это высокая награда. Он замечательный художник , и мы с ним в очень хороших отношениях.
— Но вас проимперская позиция его не смущает?
— Я считаю (и ради этого и бьюсь), что каждый может занимать любую позицию, если это позиция честная. А не просто следование конъюнктуре. В этом отличие свободы от несвободы. Да, пускай у них будут имперские позиции, а у кого-то другие. Но пускай это будет своя личная позиция. Свободный выбор. А не выбор, который сделан за людей кем-то сверху.
— После песни «Живой» с альбома The Light я лично видел гуляющий по интернету список «врагов народа», якобы поддерживающих «украинский фашизм». Там была и ваша фамилия.
— Я написал эту песню, когда бандит Янукович… У меня друг был и на Таксиме в Турции, и на Майдане. На Майдане происходило совсем не то, что нам рассказывают. Там не было сборища фашистов. Это было единение людей против опостылевшей бандитской власти. Янукович дал команду ОМОНу разогнать любыми средствами. А как вы думаете, что делает ОМОН, когда ему говорят «любыми средствами»? Я сам видел кадры, как забивают 25 человек. К лежачему мужчине каждый подбегает и обязательно бьёт дубинкой. Он уже лежит и не шевелится… Когда в феврале месяце пускают в ход водомёты. Когда буквально всё разрешается. Это был фашизм! Вот это фашизм, понимаете?! Поэтому я и написал песню «Живой». Я считаю, что и с нашей стороны, и со стороны Киева идёт грязная, замешанная на крови геополитика. Я знаю, что там есть наёмники с нашей стороны. Любители пострелять за деньги по живым людям всегда найдутся. Поэтому, мне противна и та, и другая сторона. Любая власть. Я за людей, о которых никто не думает: ни у нас, ни у них.
— Вы ещё 10 лет назад были народным героем, который написал песню «Опиум для никого», а сейчас люди, которые хором её пели, вносят в вас в список «врагов народа». Есть же в этом, наверное, какая-то злая ирония?
— А-а-а, сейчас эта песня вообще полузапрещённая. Я могу её исполнять только по старой памяти. Существует куча цензуры на тему, чего нельзя упоминать в песнях. На всех пластинках The Matrixx сейчас стоит «18+. Продажа детям запрещена». Даже на тех дисках, где ни слова мата, ни слова про политику. Очевидно, они — все эти надзиратели и надзирающие органы — чувствуют, что что-то вот [не так]. Они чувствуют «инаковость», что я «другой». Куча каких-то людей в «чёрных списках»… Все мы — «враги народа». Происходит подмена понятий. Эта власть почему-то присвоила себе заслуги всей России прошлого. И объявляют, что Россия — это они. И все, кто против них, тот против России. Это ложь, чушь и цинизм! Они говорят: «Мы гордимся Победой!» Чем вы-то гордитесь?! Это вы, что ли, победили?! Гордиться надо теми, кто действительно победил в этой войне. Ими надо гордиться, а не собой.
— Учитывая ваше мировоззрение, может, это и логично, что вас внесли в такой список? Для вас это же нормальная ситуация, когда рок-артист противопоставляется обывателю?
— Да, логично. Но, с другой стороны, находятся единицы (среди обывателей их всегда было меньше), которые разделяют мою точку зрения на свободу, на права человека: быть свободным, иметь своё мнение. Сейчас из любого врага можно сделать. Людям просто нужен навязанный сверху «враг». Обязательно. Чтобы они дрались не с властью, а между собой. «Разложили по полочкам, — как говорил Илья Кормильцев (автор текстов группы «Наутилус Помпилиус», основатель издательства «Ультра.Культура», специализировавшегося на радикальной литературе. — Прим. ред.). — Вы будете называться так-то, вы так-то и будете драться, а мы будем сидеть наверху и хихикать».
— Илья Кормильцев, кстати, считал, что среднестатистический обыватель, в принципе, враждебен искусству. То есть человек — это такая обезьянка, а искусство его толкает вперёд, в космос, а он этому сопротивляется.
— Честное искусство заставляет думать и меняться. А люди думать не хотят. Большинство людей, к сожалению, думать не хочет и совершать над собой труда: ну как-то неохота. Мы с Ильей и стали последние два года друзьями именно благодаря его мировоззрению: о единении всех честных людей. Он вёл эту политику. «Ультра.Культура», которую закрыли якобы по финансовым причинам (но книжки запрещали ещё при существовании издательства)… Илья тоже был персоной нон-грата. Ему в интернете-то, знаете, и смертью угрожали за то, что он то того, то другого напечатал. А он печатал и Проханова, и Цветкова (Алексей Цветков — активный участник анархистского и антиглобалистского движения, бывший сотрудник «Ультра.Культуры», в издательстве выходила его книга «Баррикады в моей жизни». — Прим. ред.), и книги про скинов, и про левое движение. Он занимал независимую позицию, но чёткую. Ту, которую и я занимаю. Мы поэтому сошлись. У нас даже споров почти никаких не было. Мы просто дружили и много разговаривали. Вплоть до хождений к друг другу в гости. Очень часто вместе собирались. Через него я познакомился со многими людьми. Проханов сказал, что если бы не Илья, то очень многие люди вообще бы в жизни не пересеклись и никогда не подумали, что они могут общаться. Он был точкой единения для очень многих людей разных взглядов.
— Сейчас в концертной программе The Matrixx появились песни «Агаты Кристи». Это вынужденный компромисс для вас? Или подарок для публики?
— Ну да, подарок для публики. Но я пою только свои песни, только те, которые я написал. И там нет никаких «Как на войне», «Сказочной тайги» и песен, которые пел Вадик, потому что это неэтично по отношению к нему. Во-вторых, это песни, которые вписываются в нынешний имидж и месседж The Matrixx. Первая появилась у нас сразу: любимая песня Ильи Кормильцева «Порвали мечту». С неё, наверное, и началось, моё настоящее мировоззрение. Ещё [в программе есть] песни такого мрачновато-готического содержания. Ну, присутствуют там и «Опиум для никого», и «Ковёр-вертолёт».
— Но для вас это всё-таки вынужденный компромисс: «я буду петь эти песни, и больше людей будут на концерты ходить»?
— Нет, для меня компромисс — это когда мы в Америке для эмигрантов играли песни, которые они привыкли слышать. Но я пою только свои песни и те, которые пел я лично. Есть песни, которые меня никто спеть не заставит в концерте «Матрицы». Исключение делалось для Америки и Израиля, но так мы на концертах никогда не поём «Как на войне», хотя это и хит, «Хали-гали-кришна» и так далее. На концертах ни одной песни, выбивающейся из общей колеи, мы не играем. У нас уже четыре номерных альбома, и большую часть концерта составляют песни The Matrixx и только несколько песен «Агаты». В двухчасовом концерте 9 песен — это капля в море. Да, звучит песня «Опиум для никого», но это в своё время был мой манифест, который прежде всего выражает самоиронию над моей тягой к «тёмной» культуре, а по посылу она страстная и трагичная. «Ковёр-вертолёт» вписывается в наше электронное [звучание]. Ну, она просто мне нравится. Я её и решил включить.
— Кажется, песня «Звёздное гестапо» с альбома «Ураган» концептуально вам бы подошла: заигрывание с тоталитарной эстетикой, опять же песня про космос…
— Я не представляю эту песню живьём. Никогда её живьём не играли. Во-вторых, это всё-таки скорее эстетство, чем искренний посыл. Она хитро сделана музыкально. Очень провокационный текст у неё, конечно. Это просто провокация и эстетство.
— Когда вы с братом распускали группу, то говорили, что делаете это, чтобы не играть до конца дней всю ту же «Как на войне» на корпоративах. А результате получилось сразу две группы, которые теперь играют «Опиум» и колесят вместе по стране.
— В отличие от Вадика я эту песню написал и пел. И к песне «Ковёр-вертолёт» он тоже не имеет отношения…
— Но получилось две группы, у которых пересекается репертуар, и это несколько комично.
— Нет, репертуар пересекается только по двум песням: «Ковёр-вертолёт» и «Опиум для никого». Взять в программу «Абордаж» было идеей нашего клавишника (имеется ввиду калининградец Константин Бекрев уже покинувший группу – прим.ред.), потому что она типа электронная и, как нам сначала казалось, она подходила (мы её рядом с песнью «Любовью» ставили). Но я её в результате убрал из программы, потому что чувствую её чужой. Я очень придирчиво отношусь к тому, какой должен быть посыл у концерта. Я очень не люблю разношёрстность. Концерт — это единый какой-то посыл. Так же, как и альбом.
— Анекдотичность ситуации ещё в том, что теперь «Опиум» и «Ковёр-вертолёт» звучат на совершенно разных политических мероприятиях. То есть вы, допустим, едете с гастролями в Киев, а ваш брат в Луганск, и эти песни слушают те люди, которые потом, может быть, будут стрелять друг в друга.
— Меня очень не устраивает ситуация, когда песни, которые я написал, звучат на прокремлевских мероприятиях. Меня это задевает и обижает. Я не для рабов писал эти песни. Не для рабов власти. Я свободный человек и писал всегда как свободный человек. Всегда.
— Если помните, когда «Наутилус» распался, Вячеслав Бутусов стал выступать на слётах движения «Наши». Илья Кормильцев тогда написал ему открытое письмо, что «не смей» исполнять мои тексты, написанные «сердцем и кровью» для «ликующей гопоты». Не думали брату такое же письмо написать?
— Да, помню эту ситуацию… А зачем мне открытое письмо? Вот я вам сейчас говорю. Думаю, что Вадику по барабану любое письмо. Когда началась группа The Matrixx, то мы начинали с абсолютно чистого листа. Мы первый концерт играли для публики, которая ни одной из новых песен не слышала. На следующем нашем концерте некоторые песни люди пели уже хором. Для этого нужна смелость. И так делать тяжело. Вадик попытался пойти таким путём: он написал сколько-то песен, попробовал с ними выступить, но когда возник соблазн взять просто все хиты «Агаты Кристи» и исполнять их, то пошёл этим путем, пошёл лёгким путем.
— Мы с вами много говорили о том, что рок-н-ролл для вас — это протест. Но есть же и обратная сторона этого протеста — саморазрушение. Это тупик из которого не выскочить?
— Недавно смотрел американский документальный фильм про Дженис Джоплин. Один из её коллег сказал про неё: «Она хотела быть верной себе, но за это, к сожалению, надо платить. Дорогой ценой». (Усмехается.)
— Другой цены за это нет, кроме собственного здоровья и жизни?
— Ну почему? Почему многие молчат? Потому что есть, что терять. Есть собственность, есть привычный звёздный образ жизни, машины, дачи квартиры и так далее. В принципе, расставаться с этим очень тяжело. У меня всего этого, слава богу, нет и не было. И я не жалею об этом. Я не от кого не завишу. Я свободен. Рок-н-ролл — это не только протест. Но и свобода. Революционером может быть только профессиональный революционер, жизнь этому посвятивший. Так же, как я посвящаю жизнь рок-н-роллу. Так, как я его понимаю. И, по-моему, я понимаю его правильно. (Смеётся.)
— А если представить чисто гипотетическую ситуацию, что кто-нибудь бы сказал: «Глеб, а хотите покоя?», — то что бы вы ответили?
— У-у-у, покой — это хорошо. Состояние покоя меня периодически посещает: в каких-то местах любимых или просто. Но что делать? Не суждено это мне, очевидно… С одной стороны, я бы хотел покоя. Очень бы хотел. Но я не то, чтобы геройствую, это просто моя природа: я не могу переступать через себя, не могу наступать самому себе на горло. Есть вещи, которые я просто физически не могу сделать. Есть какие-то компромиссы, на которые я просто не могу идти, чего бы мне это не сулило. Мне обещали недавно огромные миллионы за новое совместное выступление с Вадиком, очень большие деньги. Но я сказал: «Нет». Потому что я физически не могу выходить с ним на сцену и снова изображать «Агату Кристи». Потому что всё это будет неправдой. И это не потому, что я герой, а потому что я физически этого не могу. Люди этого не понимают — бог с ними.
Текст: Алексей Щёголев 2016 год