Инициатором моей встречи с Глебом
Самойловым был замечательный человек Дима Лабрадоров. Поначалу мое пребывание в Москве не сулило
никаких неожиданностей – лишь культурная программа по выходу из очередной депрессии. Но Его
Величество Случай решил, что пора именно сейчас и момент подобрал как нельзя более
удачный.
Мы с Лабрадоровым нечаянно опоздали на встречу минут на 20, но Глеб нас подождал и поэтому интервью, если его можно так назвать, состоялось. После приветствий Дима тактично удалился за пивом, чем дал мне возможность привыкнуть к присутствию ря-дом моего нового знакомого. Итак, действующие лица – Глеб Самойлов, Дима Лабра-доров и Варя Степанова.
Гениальность
Дима: Спрашивай о чем-нибудь живого
гения, а я буду читать.
Варя: Живого гения?!
Глеб: Живых гениев не бывает. Шопенгауэра
перечитай. Я вот периодически бываю неживым. Тогда я особенно гениален, очевидно. Но я этого, к
сожалению, не помню. Такие моменты мне потом наутро пересказывают. Очевидно, эти минуты и делаю меня
гениальным при жизни, что я умираю периодически, то есть очень
часто.
Интернет
Глеб: А ты к сайту какое отношение
имеешь?
Варя: Я делаю его, я его придумала, размещаю материалы, поддерживаю, посещаю…
Глеб:
Почему это называется «Агата»?
Варя: Дело было так: я хотела научиться делать сайты. А учиться
лучше всего на практике. Вот я и выбрала такую тему, по которой я действительно могу что-то
напи-сать. Это случилось одновременно с выходом альбома «майн кайф?». И вот я захоте-ла написать всю
эту историю так, как я ее вижу. А чтобы где-то ее разместить, я сде-лала небольшую страничку. А
потом она разрослась, появилось множество идей. На-пример, галереи картинок, по которым можно
путешествовать. Картинки безо всяких подписей, лишь объединенные одним девизом. Есть также
библиотека текстов, ре-цензии на книги.
Глеб: В общем, средство самоутверждения для всех
желающих. А у нас официаль-ный сайт, конечно, такой… Посещаемость у него среди всех информационных
музы-кальных – четвертое место в стране.
Дима: А зачем туда ходят? Ведь это действительно
неинтересно. Там информация о концертах есть?
Глеб: Нет. Они там между собой общаются, обсуждают.
Им все равно есть о чем пого-ворить. Например, «Ой, слушай, вчера был на концерте БГ».
Варя: Это
все чат, форму – разговоры. А ведь есть и какие-то другие разделы.
Глеб: Это делается практически
помимо нас. Есть Лена Евграфова, директор, она просто дает
информацию.
Сказки
Варя: Ты слышал про замечательного
сказочника Николая Петровича Вагнера? Дима его не вот читал. И вообще он мало кому известен, а мне
хочется рассказать о нем всем. У него такие замечательные сказки – пессимистичные или реалистичные,
груст-ные и немножко ностальгические. У меня на сайте они есть. Зайдешь – почитай.
Глеб: Я не
люблю реальность. Хотя если реалистические сказки в том понимании, в ко-тором они были у Каверина и
у Гофмана… Гофман же чем отличается от всех немецких романтиков? Тем, что его сказки были
реалистичными очень. До этого романтизм был отдельно, остальное отдельно. А Гофман сочетал в себе
то, что потом использовал Булгаков, и после уже Каверин, а также браться Стругацкие в единственной
своей хо-рошей книжке «Понедельник начинается в субботу». Все остальное эстетство. А
«По-недельник…» -она свежая, настоящая. Все остальное, повторяю, эстетство. Оно – хо-рошо,
прочитал. Может быть, даже впечатление произвело глубокое. А перечитывает-ся «Понедельник начинается
в субботу».
Город
Варя: Тебе нравится какой-нибудь
город?
Глеб: В свое время Питер мне очень нравился, пока не стал очередным гастрольным городом.
Почему-то мне все города нравятся в воспоминаниях. Мне нравится воспоми-нания об Асбесте, мне
нравятся вспоминания о Свердловске, мне нравятся воспомина-ния о Питере. А так чтобы быть в городе и
реально ощущать, что тебе хорошо в этом месте – такого давно не испытывал.
Варя: А есть город,
уезжая из которого, ты охотно поворачиваешься к нему спиной, а немного отъехав, рвешься
назад?
Глеб: У меня позади столько городов. Я сейчас не могу вспомнить
просто.
Ландшафт
Дима: А почему из Екатеринбурга вышло
такое огромное количество групп? По-моему, только Питер обставил. Существует, Степанцов сказал,
уфимско-свердловская линия такая депрессивно-суидидальная.
Глеб: А Земфира и Шевчук? Кто из них
депрессивный, а кто позитивный? Свердловск перевешивает – смотри: «Наутилус», «Настя», «Агата
Кристи». И все равно со Сверд-ловском ассоциируются две группы – «Чайф» и «Агата Кристи». Оптимисты,
позитив-ный «Чайф» и полная антогония им.
Дима: А как же в «Параде над Землей»?
Глеб: Это
исключительная песня, такая игра на подростковой теме, когда вспомнили, что не всем интересно
слушать про переживания уже немолодого дядьки. Нужно созда-вать что-то и для подростковой аудитории,
близкое им, понятное.
Дима: Но все-таки ландшафт как-то влияет?
Глеб: Влияет,
безусловно.
Творчество
Варя: А песни отличаются от
стихов?
Глеб: Песня – это совершенно другое творчество, это не музыка, положенная на стихи и не
стихи, положенные на музыку.
Варя: Ты воспринимаешь это как организм?
Глеб: Конечно. Песня –
это что-то шизофреничное такое. Шизофреники ведь что дела-ют? Если они нарисуют картинку, то
недостаточно понятно, они подпись обязательно делают. Или если напишут какую-нибудь мысль,
обязательно надо картинку нарисо-вать. У меня все просто тетрадки, начиная с детского возраста,
разрисованы картинка-ми с обязательными подписями.
Варя: А для тебя все альбомы объединены
каким-то настроением? То есть какому-то альбому соответствуют определенные чувства. Или есть
все-таки наборы песен, как у Филиппа Киркорова.
Глеб: Нет, у нас подход исключительно
драматургический к альбому. У нас это спек-такль. Поэтому существует жесткий отбор песен. Даже когда
про песню думаешь: «Блин, ну, верняк, шлягерная песня», но не вписывается. Нет, это каждый раз
концеп-туально происходит.
Пространство
Варя: А тебе
нравится пространство или замкнутость? Вот ты сказал, что тебе раньше нравился Питер. Это не потому,
что там дворы такие тесные?
Глеб: Нет, мне как раз нравился простор между небом и Невой, как
замечательно было сказано в одной песне.
Варя: А когда ты в комнате, ты закрываешь дверь, или
оставляешь открытой?
Глеб: Я исключительно закрываю дверь, когда я не один, потому что я курю. А
когда один, у меня все двери открыты.
Варя: То есть ты любишь пространство?
Глеб: Очень. Очень
люблю ехать в туре в автобусе по проселочным дорогам. Чтобы расстояние было от Ростова-на-Дону до
Барнаула и обратно. Представляешь, какие места. Через все ландшафты нашей родной страны ехать,
сидеть рядом с водителем, не спать, не разговаривать, а просто смотреть. Такое огромное стекло
впереди.
Варя: А фотографировать тебе нравится?
Глеб; Нет, честно говоря. Я не некрофил. Грубо
говоря, я единственный в этой стране декадент, который любит жизнь.
Варя: Мог ли бы ты быть одним
среди чужих тебе существ?
Глеб: Исследователь жизни идет в чужом пространстве, за черными очками
глаза его открыты… Это про меня. Я вся жизнь существую в чужом пространстве.
Варя: На нижнем
этаже ты бы предпочел жить, или на верхнем?
Глеб: На верхнем. Я в детстве жил на верхнем этаже на
горке, все видно было.
Варя: А как же романтика полуподвального помещения, когда видишь
сапоги
приходящих к тебе в окно?
Глеб: Нет, я хочу быть открытым для
света.
Книги
Дима: Что бы вы рекомендовали читать молодым,
вступающим в жизнь мальчикам и девочкам, которые только сегодня окончили школу?
Глеб: Им бы я
советовал почитать «Майн кампф». Это очень глупая и очень смешная книга.
Дима: Небездарная, с
литературной точки зрения.
Глеб: Небездарная, но такой бред самодовольства человека, такая
самоуверенность. Я в Интернет так же захожу, когда читаю, что пишут «настоящие, истинные ценители
«Агаты Кристи», в отличие от всей этой остальной мишуры». Такое, знаете ли, само-довольно, тупое.
Только у Гитлера был уже не юношеский возраст, а тут субтилыность некоторая такая добавляется. То
есть все подростковые комплексы, которые только возможно представить, читаешь в каждой рецензии. Я
тоже был таким, я сейчас в ка-кой-то мере таким являюсь. Но сейчас мне хватает ума не выносить это
на публику.
Дима: Он тоже знает некоторые тексты этой группы наизусть, поэтому хотя бы чем-то он
на вас похож.
Глеб: На них. (указывая на диктофон) Когда я читаю что-нибудь вроде «Для того,
что-бы правильно понять альбом «майн кайф?», вам необходимо прочитать…» и список та-кой, я думаю
«Да какой же ты дурак!». Песня, творчество, оно тем и ценно, что оно не требует подготовки. Даже
если ты не читал того, что читал автор.
Музыка
Дима:
Скажите, пожалуйста, какие бы группы вы посоветовали слушать мальчикам и девочкам?
Глеб: Я думаю,
что кроме «Агаты Кристи» они не должны слушать ничего ?
Вторая часть беседы происходила на
балконе возле разбитой форточки. Вид был замечательный. Он не отличался яркостью красок и поэтому
кого-то, может быть, и не впечатлил бы. Но, тем не менее, контрастность, пусть и не художе-ственная,
присутствовала в этом городском пейзаже, где на фоне интересных зданий и памятников архитектуры
строились новорусские «теремки» из красного кирпича, а над крышами то и дело появлялись заводские
трубы. Я даже попыта-лась про себя провести аналогию между увиденным и творчеством Глеба, когда
картавые барышни из декаданса запросто перевоплощаются то в почти совре-менных немок, то в
мифических белоснежек, когда пушкинский «крылатый сера-фим» и унаследовавший майринковскую традицию
«паук» могут уживаться на со-седних страничках «бесконечной истории». Но больше всего там было неба
-того самого, к которому, как мне показалось, стремится Глеб. Нежное, бледно-голубое, почти серое,
как дым или туман, загадочное, легкое и
чудесное.
Версия
Дима: У каждого человека можно найти
какое-то ключевое слово. Глеб: У меня в песнях это слово «там».
Варя: А, по-моему, так
«мама».
Глеб: Это позже уже. «Мама» началась с альбома «Ураган». Песни о маме, это льсти-вая
поблажка менталитету российскому. А что менталитет российский? От сумы и от тюрьмы не зарекайся.
Половина народа у себя в душе слушают блатные песни, а глав-ные блатные песни – про маму. На груди:
«Не забуду мать родную». Вот и альбом «Ура-ган», в принципе. Если добавить одну букву в песню
«Ураган» – уркаган, текст встает на свое место вообще. Типа, сбежал с зоны к маме уркаган и говорит:
«Вот, мама, затра-вили меня собаками, задушили меня менты поганые. Приехал к тебе
помирать»
Исключительность
Дима: Дяденька, как вы
оцениваете себя, если становитесь предметом исследования людей, которые вам совершенно неизвестны?
Они постоянно норовят вас хотя бы во снах своих уложить на операционный стол.
Глеб: Я считаю, что
в этом исключительность моей фигуры на данный момент в данном месте. Не важно, кто это делает.
Главное – количество людей, которые воспринимают услышанный продукт группы «Агата Кристи» как
настоящую жизнь, как настоящую речь, так же, как меня воспринял бы психиатр, приди я к нему на
прием. То есть такой степе-ни открытости и искренности, как в группе «Агата Кристи», на данный
момент я не вижу ни у кого. У каждого есть какая-то актерская поза, а я скажу как Розанов: «Не
нравится, но это хорошо». Розанов замечательно сказал в интервью с детьми. «Почему ты так пишешь,
папа?» – «А я не вижу смысла писать по-другому!». Это человек. Который пи-сал о себе все: от того,
какого цвета у него сегодня моча до мыслей совершенно глубо-ких.
Дима: Причем, на той же
странице.
Глеб: Да, на одной и той же странице. Он раскрывал себя полностью, не оставляя во-обще
ничего. И от правильно сказал: «А я не вижу смысла писать по-другому». То же самое можно сказать и
про группу «Агата Кристи» с определенного момента.
Дима: Какого?
Глеб: Ну, скажем после
альбома «Коварство и любовь». «Коварство и любовь» и «Вто-рой фронт» в это не входят. Начиная с
«Декаданса», грубо говоря.
Извне
Варя: У тебя наверняка
были моменты, когда нужно было прослушать свою собствен-ную запись. Было ли это похоже на разговор с
самим собой?
Глеб: Нет. Абсолютно не могу адекватно воспринимать то, что сам написал. Я
полно-стью отчуждение испытываю. Оно рано или поздно наступает, как у матери, родившей ребенка.
Сначала есть ощущение того, что ты беременна, это одно существо с тобой, а потом оно рождается и
наступает отчуждение, но не до конца. Всегда не до конца. То же самое у людей, которые написали
картину, песню, музыку – что угодно. Ты носил это в себе, но ты понимаешь, что это уже не твое, это
совершенно другой мир, совершенно другая личность.
Дима: А теперь другая крайность. Будь ты не
Глеб Самойлов, как бы ты воспринимал некую группу «Агата Кристи»?
Глеб: Я очень много раз пытался
поставить себя на такое место, просто переместить. «Дай-ка я послушаю эту запись, как будто мне 12
лет» На каком то этапе эта игра во множество срабатывает, но дело в том, что сам творец личность не
настолько сильная вот в этом расчленении, чтобы осуществить его окончательно. Он человек достаточно
слабый для того, чтобы отчужденно, абсолютно отстранено воспринимать то, что он сделал.
Дима:
Все-таки ты не ответил. Каковы были ощущения тебя-подростка, который услы-шал группу «Агата Кристи».
Это ирония, приятие?
Глеб: Я думаю, приятие в любом случае, потому что опять же я не знаю ни
одной дру-гой группы, которая обращалась бы к детству, к детскому восприятию.
Дима: Ну, это
обращение к детству – не в чистом виде инфантилизм, как у Лары Чер-никовой. Они проходят через
болевые попытки повзрослеть, которые не удаются. Вот это ощущение детства, от которого ты убегаешь.
и к которому возвращаешься.
Варя: К детству еще обращался Крапивин.
Дима: Да. Вот
Крапивин.
Глеб: Крапивин интересен. Он иногда хорош очень. Все произведения его, они хороши, но
они идеологичны очень. Есть одно произведение, волшебное и неземное, «Летчик для особых поручений».
Если будет возможность, почитай.
Откровенность
Дима: Вот
насчет Гребенщикова. Ты вот творец, потому что о себе говоришь. Это, ко-нечно, просто по-пионерски
звучит, но так или иначе, тексты посвящены тебе самому. А тексты Гребенщикова посвящены кому угодно,
чему угодно – капитану Воронину, ЛЗО ЦЗЫ – короче, людям. Это действительно идеальный передатчик,
эрудирован-ный передатчик. Когда он говорит «Я не творец, я так – приемник», это понятно. В дан-ном
же случае видно, что если бы не было этого человека, то не было бы и этих песен. Это можно сказать
про «Агату Кристи», а про «Аквариум» такого сказать нельзя. Это был комплемент.
Глеб: Это не
комплимент, это так.
Дима: Это была констатация факта, вот и все. Поэтому в отношении тебя вот
эти ревя-кинские фишки, что «я сижу, настраиваюсь на некоторую частоту, волну» не идут. Это же песни
не о Ревякине, эти песни можно было бы слышать даже если Дмитрия Бать-ковича Ревякина не было бы на
свете. Объективно они существовали и до него, и по-сле него. Они где-то записаны.
Глеб: Почему-то
я не уверен, что на группе «Агата Кристи» культура – я не знаю как правильно сказать – закончилась.
Как Гегель. Вот диалектика шла, шла, дошла до нем-ца, а дальше – ничего. Я не думаю, что группа
«Агата Кристи» – это вершина. Нет, я так думаю, конечно, но никому не
скажу.
Ощущения
Варя: Когда ты читаешь книгу или пишешь песню,
ты что представляешь? Звук, картин-ку или еще что-то?
Глеб: Картинку и ощущения.
Варя: То есть
«ощущения» – это твое главное слово?
Дима: Это я помню, это на сайте написано. Это единственное,
что я помню реально до-словно с твоего сайта: «Ощущение – главное слово Глеба Самойлова».
Варя:
Это было взято из ничего
Мечта
Дима: У тебя было
бегство?
Глеб: Бегство? Разумеется.
Дима: Как это началось?
Глеб: А это началось с
детства.
Дима: Но в детстве все-таки ребенок мечтает быть взрослым. Вот ты мечтал быть
взрослым?
Глеб: Нет, не это было главным в моей жизни. Мечта улететь всегда была. Мне и ле-тать
то нужно лишь для того, чтобы улететь. Кому-то надо летать для того, чтобы вез-де побывать, а мне
нужно летать, чтобы улететь. Вот эта основная детская мечта и осталась.
Дима: А как это
отражалось в детстве? Через такое сказочное восприятие? Или это облекалось в какие-то конкретные
формы: пойти в летное училище, стать летчиком. Ты довел эту месту до конкретного выражения?
Глеб:
Я летал один раз на мотодельтаплане.
Дима: Это похоже?
Глеб: Это? Нет, совсем не то.
Дима:
А те полеты, про которые ты говорил – это мечталось или переживалось во снах?
Глеб: Это не
переживалось во снах. Это даже не само переживание, это переживание мечты о
переживании.
Песни
Дима: Как ты начал писать песни? Вначале
захотел это делать, а потом стал, или вна-чале стал писать песни, а потом захотел?
Глеб: Я
захотел.
Варя: И ты не видел никакой альтернативы для самовыражения.
Глеб: А это было в
детстве, лет в восемь. Я не хотел самовыражения, я хотел, чтобы я тоже мог написать такое, чтобы
другому человеку и мне самому сдвинуло крышу.
Дима: А летчиком, космонавтом или президентом ты не
мечтал быть?
Глеб: Если бы мне дали власть, то все бы кончилось таким геноцидом, фашизмом и
по-следующим самоубийством. Очень хочется кровавой трагедии.
Дима: А когда ты начинал заниматься
музыкой, ты считал, что она станет центровой?
Глеб: Я думал, что она будет единственной в своем
роде.
Дима: Тебе сейчас важна энергия протянутых рук? Было ли у тебя желание написать альбом не
под именем Глеб Самойлов, а сделать что-то и посмотреть, как на это от-реагируют. У многих же людей
пресыщенных вниманием возникает желание делать анонимные альбомы.
Глеб: Это кокетство. Для меня
бы это было кокетство.
Варя: А если бы не было концертов, а только записи?
Глеб: Если бы не
было концертов, а только записи, я бы не выжил. Мне бы не было чем заплатить за квартиру, за еду и
за что угодно.
Варя: Ну, допустим, записи бы очень хорошо продавались.
Глеб: Нет, ни в коей
мере. Я человек концерта.
Искренность
Варя: У тебя нет
ощущения, что со временем ты становишься менее искренним?
Глеб: Наоборот, я неискренним считаю
только альбом «майн кайф?». Вот почему я за-писывал одновременно и «Декаданс», и «Маленький фриц»?
Потому что тогда мое уча-стие в группе «Агата Кристи» сводилось к тому, что я конструировал
эстетство. А вот в «Маленьком фрице» был откровенен. Но постепенно альбомы группы становились все
больше моими. И если в «Маленьком фрице» я рвал на себе рубашку, то в «Урагане» этого делать не
пришлось – она уже была порвана.
Дима: А почему «майн кайф?» неискренний? Это другая
жизнь?
Глеб: Я это сейчас понимаю. Это очень сентиментальный альбом. Он скорее эмоцио-нальный,
чем душевный. Он искренний в том, что он написан не специально. На тот момент я внутри не нес ничего
нового и ничего того, что бы я уже не
сказал.
Страдание
Варя: Ты не страдаешь от повышенного
внимания к себе?
Глеб: Я страдаю всегда. И не от повышенного внимания. Я страданием то упивался,
то тяготился. А потом я воспринял его как
должное.
Впечатление
Человек душевный, но не скажу, что простой, как 5 копеек. Он не явился для меня воплощением вселенского страдания, но лирической боли. Однако, и жалости не вы-зывал. Скорее, меня поражало и восхищало то, с какой благодарностью он эту боль переживает. Милая зверушка, но не котенок, которого потискать хочется.
Степанова
Варя, 2001 г.
Для сайта www.agata.onego.ru