Интервью группы Агата Кристи газете “Я Молодой”, 1998 года.
В том, что эта группа суперпопулярна, мы убедились воочию. Целый день провели журналисты “Молодого” вместе с музыкантами
“Агаты Кристи” в славном городе Питере, вместе, в одной команде сражались на “Музыкальном ринге”. И в течение всего дня – с шести часов утра, когда мы приехали в северную столицу, до полуночи, когда покидали ее – “имели удовольствие” лицезреть фанаток “Агаты”. Ждущих, просящих автографы, кричащих, плачущих, поющих… Они были вездесущи. Они ехали из Москвы, торчали на вокзале ни свет ни заря, сидели у входа в гостиницу, умудрялись пробираться внутрь и, конечно же, устроили настоящую осаду у “Гигант-холла”, где проходили съемки программы. Кстати, команда “Я Молодой” +”Агата Кристи” всухую, со счетом 3:0, разгромила своего противника – команду “Московский комсомолец” + DJ Грув и Фонарь.
Через несколько дней мы встретились с ребятами в пансионате “Горки Ленинские”, где они живут. Встретились, чтобы поговорить: о жизни, о творчестве и об этой бешеной популярности, которая доставляет им немало проблем. Имена участников беседы, конечно же, известны поклонникам группы. Это Глеб Самойлов, Саша Козлов (клавиши), Андрей Котов (ударные). Вадим Самойлов в то утро чувствовал себя неважно и присоединился к разговору, когда он почти завершился…
– К вам неоднозначное отношение со стороны разных людей – от яркого позитива до полного негатива. Можете припомнить случаи самого негативного отношения к вам?
Глеб: Вообще я не припомню случая, чтобы нас ругали по делу. Чтобы были какие-то веские аргументы. Обычно это какие-то странные выходки. Допустим, где-то на периферии такой местный отар кушанашвили на пресс-конференции после концерта задает каверзный, как он считает, вопрос: “Ну, всем ясно, что вы сегодня играли под фонограмму. А гитары-то вы зачем меняли на сцене? Вы что, их продаете? За сколько вы продаете ваши гитары?” Мы во время концерта часто меняем гитары (во-первых, струны рвутся, во-вторых, используем разный звук), ну и у него, видно, сложилось впечатление, что мы рекламируем гитары и продаем их после концерта.
Саша: В центральной прессе отношение к нам нормальное. Не особо восторженное, но и без глупых наездов. Есть, правда, выскочки в мелких газетенках, но это все злобства того типа, что мы – попса, что мы оскорбляем высокохудожественные чувства авторов и уводим от насущных проблем подрастающее поколение.
– Как реагируете на такую критику?
Саша: Да хочется по башке треснуть такого, но не оказывается он поблизости в этот момент. А потом возмущение проходит, и мы отодвигаем это на более поздний срок.
Глеб: Разве можно считать нормальной такую критику, когда идут аргументы типа “Агата Кристи” – это попса, потому что она пулярна”? Или: “попса, потому что барабаны электронные”. Или: “попса, потому что толстые”. Вот на таком уровне.
– Скажите, ваш стилистический переход в начале 90-х: от социально ориентированного свердловского рока к формам, понятным новой молодежи и подросткам, – был намеренным?
Глеб: Все это естественным путем получилось. Свердловский рок не был особо социален года до 87-го. Наоборот, чем он славился, так это песнями о скорбящей душе. Социальность появилась вместе с “Кабинетом”, “ЧайФом”. В принципе, мы пережили социальность, как неглубокую инфлюэнцу.
Саша: Мне кажется, одна из причин, почему мы стали интересны, состоит в том, что в 92-м году мы волей-неволей стали бороться с некоторыми чертами свердловского стиля: сложными формами, музыкальной пафосностью, желанием показать себя и слева и справа, и сверху и снизу, и во всей красе – и избрали более европейское звучание.
– Было у вас тогда ощущение, что вы словили свою фишку и ее нужно держать дальше?
Глеб: Даже если бы и было такое ощущение… Мы никогда не можем фишку в руках удержать. У нас что ни альбом – то новый стиль, новый жанр. У нас чисто физически это не получается – строго придерживаться рамок какого-то удавшегося альбома.
– Могли бы вы работать, если бы вам вообще не платили? Скажем, просто ради творчества?
Саша: Вряд ли. У любого человека есть период терпения, период изнашиваемости. И в музыке многие не выдержали испытания безденежьем, нереализованностью и ушли в другие области. В бизнес или куда-то еще. И, честно говоря, такая угроза висела и над нами в 92-м году. Ситуация была такова, что если бы “Позорная звезда” осталась незамеченной, как, допустим, “Декаданс”, трудно сказать, что было бы с группой дальше. Да, случалось, что у кого-то из нас денег хватало только на пачку макарон.
– Вы пишете музыку изолированно друг от друга. Так было с самого начала?
Глеб: Нет. С “Позорной звезды” это, кстати, и началось.
Саша: Идеи рождаются в голове отдельно от общего аранжировочного ряда. Ты воплощаешь идею в какую-то подходящую форму, прикидываешь аранжировку и только потом показываешь этот вариант остальным. Бывает так, что самые первые версии аранжировок оказываются наиболее удачными и входят в конечный вариант альбома.
– Глеб, ты можешь рассказать, как возникают тексты?
Глеб: Когда играешь песню, чувствуешь, какая энергия в ней заложена. Какое настроение, какие эмоции. Возникают образы, которые сопровождаются словами. То же самое с текстами песен Саши или Вадика. Только сначала нужно вжиться в песню, представить, что ее написал ты, долго играть ее на гитаре, чтобы она пробудила эмоции свои, особенные, и твои лично.
– Тебе приходится вживаться в образ мыслей и чувств подростка, чтобы найти нужные образы и слова?
Глеб: Я вживаюсь в то, что у меня там, внутри. В то, что достаточно инфантильно и детско.
– Возвращаешься в детство?
Глеб: Да нет, я возвращаюсь к себе истинному, настоящему, каким я был с самого рождения. Ведь стареет и взрослеет физическое тело, а душа, то, что находится в глубине человека, остается такой же, какой она пришла на этот свет.
– Ты сторонник теории психолога Эрика Берна: в каждом из нас есть ребенок, родитель и взрослый?
Глеб: Я больше склоняюсь к мнению другого великого психолога, который сказал: “Умальтесь и будьте, как дети”.
– Ты христианин?
Глеб: Я православный.
– Вы ведете между собой разговоры о метафизике, о смысле жизни?
Глеб: Эти разговоры связаны с большим совместным потреблением алкоголя, а мы уже прошли эту стадию.
– Ваша популярность феноменальна. Вы сами ее как-то объясняете?
Саша: Феномен тем и хорош, что он необъясним. Мы в принципе догадываемся о причинах нашей популярности, но вот так свести все это в единую стройную систему пунктов… Здесь есть элемент чуда, везения и помощи свыше. Трудно во всем разобраться. Конечно, можно говорить: хорошая музыка, тексты, хорошие артисты, красивые ребята – но по всем пунктам можно найти уязвимости. У нас не идеальное творчество, но, видно, все в совокупности приобретает такую форму, которая находит отклик у миллионов.
– Может быть, для девочек-подростков притягателен тот набор образов, которые вы предлагаете им в своих песнях? Они могут и не вникать в их смысл – им достаточно просто вариться в них…
Саша: Во многом так оно и есть. Тяжело поверить, что тринадцатилетние девочки глубоко проникают внутрь песни и понимают, что за идея заложена в ткань произведения. Но даже если на каком-то подсознательном уровне, на уровне сигнальной системы наша музыка и тексты увлекают их, то это уже здорово. Есть шанс, что через пять-шесть лет это эмоциональное восприятие при систематическом осмыслении породит в них серьезное ощущение нашей грандиозности. (Дружный смех)
Глеб: Запишешь это потом!
– Наверное, фанатки доставляют вам кучу проблем…
Андрей: Когда мы переехали жить в пансионат, они как-то вычислили это место и стали там круглосуточно дежурить. В достаточно холодную погоду они ночевали в трансформаторной будке на каких-то матрасах. Местные жители и работники пансионата были просто в шоке.
Глеб: Все телефоны в пансионате оборваны, несколько раз меняли номера. Они прекрасно знают, что у меня маленький ребенок, и при этом звонят в полтретьего ночи, говорят: “Добрый день” и начинают хохотать. Но больше всего проблем у Вадима и Насти. Отношение фанаток к Насте – это вообще тема отдельного разговора.
Вадим: Да, они же считатют нас своей собственностью. Свою неприязнь к Насте они как объясняют? “Настя отняла у нас Вадика…”
– Ну хорошо, обратитесь к ним со страниц нашей газеты. Что бы вы хотели им сказать?
Глеб: Да вот таким бесполезно что-то говорить. Я на вокзальном перроне перед отправлением поезда объясняю им: вы понимаете, что настоящая любовь неотделима от уважения, что вы уже просто-напросто мешаете людям жить? Что же это за любовь у вас? Они извиняются. И вот когда я захожу в вагон и они думают, что я их уже не слышу, до меня вслед доносится: “Ну и сука же ты, Глеб!” Вот такая любовь.
Саша: И взывать к их разуму бесполезно. Это отдельная категория людей, надо просто смириться с их существованием.
Глеб: Их поведение на концертах преследует одну цель – насолить, разозлить нас, вызвать раздражение. Кричат матом, корчат рожи, пальцами тычут. Или совершают какие-то синхронные, заранее спланированные движения, которые, по их задумке, должны вывести нас из себя. Потом извиняются, а в следующий раз все повторяется сначала. Это очень похоже на то, как мальчишки в школе дергают девчонок за косички. Привлечь к себе внимание легче через негативное отношение…
– И все-таки нельзя, наверное, всех чесать под одну гребенку…
Андрей: Конечно, есть такие, кто воспринимает нас на уровне инстинкта, а есть такие, кто достаточно вдумчиво относится к нашему творчеству. Разбирают тексты, ищут какие-то литературные аналоги и т. д. Есть даже одна девушка, которая пишет по нашим текстам дипломную работу. Кажется, по философии.
Дмитрий Писаренко