«Независимая газета». 18.02.2005 г.
Братья Самойловы считают, что миллионы долларов навевают на людей тоску.
Еще в конце 80-х тогда еще свердловская группа «Агата Кристи» представляла советский рок на семинаре по проблемам рока в Глазго. Они записали больше десятка альбомов, объездили c концертами полмира. С тех пор, как впервые на радиоволнах прозвучало
«Давай вечером с тобой встретимся», прошло немало лет. Но культовая группа «Агата Кристи» по-прежнему собирает полные залы, их поклонники молодеют, а последний хит «В интересах революции» стабильно занимает лидирующие позиции в чартах «Нашего радио». 20 февраля «Агата Кристи» отмечает свой 17-й день рождения. По этому поводу дает концерт в столичном СДК МАИ. Глеб Самойлов будет исполнять свои партии сидя, так как в конце января ему была сделана операция на суставе ноги.
Глеб и Вадим: «Мы сами по себе».
– Исполняется 17 лет со дня вашего первого выступления, оно состоялось еще в советском Свердловске. Почему вы отмечаете эту дату концертом в Москве, а не в Екатеринбурге?
– Вадим Самойлов: Наш первый концерт прошел в Политехническом институте, в аудитории для лекций. Поскольку я тогда учился там – это было уместно, а сейчас Екатеринбург – один из наших гастрольных городов, потому что мы давно переехали в Москву.
– Некоторые музыканты всю жизнь остаются верны творческой или исторической родине и отмечают дни рождения там. Раньше так делала Земфира.
– В.С: Верность родине блюдут немногие из тех, кто в свое время переехал в Москву и прошел длительный путь от провинции до столицы. Что же касается группы «Агата Кристи» – у нас география весьма размазанная, у нас нет ассоциативной крепкой привязки к некоему месту. Наша родина – не дом и не улица. Тем более что мы с Глебом родились не в Свердловске, а в Свердловской области, в городе Асбест.
– Москва не травмирует вас? Есть люди, которые изнемогают от столичной суеты, но «в глушь, в Саратов» возвращаться не хотят.
– В.С: Я не отношусь к тем людям, которые постоянно говорят: ой, в Москве так дергано, так суетно. Мне нравится здесь. Москва соответствует моему темпу жизни, моим амбициям, моим возможностям. Мне здесь удобно.
– А на Запад поехать жить не хочется, вдруг там еще удобнее будет?!
– В.С: Хочется, но только в качестве туристов.
– Глеб Самойлов: А что нам там делать и зачем мы там нужны?
– Но ведь зачем-то наши «звезды» приобретают жилплощадь в Америке. Вряд ли они задумываются над тем, кому они в США нужны…
– Г.С.: Для того чтобы купить жилплощадь в Америке, нужно много денег.
– В.С.: Я лично не горю желанием жить за границей.
– В свое время, наверное, вы вряд ли размышляли над тем, кому вы нужны в Москве?
– Г.С.: Я в детстве мечтал жить в Москве.
– В.С.: Мне всегда хотелось быть в центре событий.
– Глеб, а что, у тебя в детстве такая мечта была?
– Г.С.: Ну да, когда елка, когда Новый год, когда показывали «Голубой Огонек», я сидел и думал: вот где настоящая жизнь-то! В Асбесте была какая-то душащая провинциальная атмосфера. Хотя я люблю этот город как город детства. Но там не было никаких возможностей заниматься любимым делом.
– Существует мнение, что провинциал – это вечный маргинал.
– Г.С.: Да?!
– В начале 90-х многие радовались тому, что в Москву приехало большое количество маргиналов, которые привезли с собой некую андеграундную атмосферу и сильно потеснили столичную диаспору.
– В.С.: Я согласен с вами, но не могу сказать, что процесс перетекания провинциалов-маргиналов в андеграунд, вытесняющий столичную диаспору, был единовременной акцией, или каким-то эмиграционным взрывом. Вливание «новой крови» происходит постоянно. С той же регулярной последовательностью андеграундное искусство со временем становится массовым, превращается в мейнстрим. Я не думаю, что провинциальный человек в культуре – это тот, кто не из Москвы. Съездите в Выхино и внимательно посмотрите вокруг: вы увидите там столько провинциальности, сколько не найдете ни в одном Асбесте. Провинциальность – это образ жизни, образ мыслей. Можно, живя в маленьком городе, чувствовать, что ты живешь как бы не здесь, по крайней мере твои духовные запросы выше тех, которые превалируют в месте твоего физического существования. Нужно уметь везде найти единомышленников и уметь везде жить интересной, богатой внутренней жизнью.
– Вы себя относите к андеграунду или мейнстриму?
– Г.С.: Ну, называть нас андеграундом, конечно, язык не поворачивается.
– Когда Москва только-только открылась для звезд мирового шоу-бизнеса, Бой Джордж приезжал в Россию просто погулять, уверяя, что Москва напоминает Западный Берлин тех времен, когда там собирались ярчайшие представители западной андеграундной культуры. Сейчас Марк Алмонд любит бывать в русской столице и считает, что у нас расцвет всевозможных радикальных субкультурных движений?
– Г.С.: Вы говорите про тусовочную Москву. А мы всегда были и остаемся вне тусовки. Мы сами по себе, мы всегда были самодостаточны. Нам хорошо внутри своего мира. Хорошо вне культурной тусовки, вне тусовки шоу-бизнеса. В этом смысле мы не являемся представителями какой-то части Московского бомонда, или наоборот, не-бомонда.
– И кого же вы представляете?
– В.С. и Г.С.: Самих себя.
– Разве можно существовать вне жанра, вне стиля, вне культуры, вне времени?
– Г.С.: У нас это неплохо получается.
– В.С.: Я вообще думаю, что жанр и стиль – это попытка унифицировать что-то.
С моей точки зрения, нет жанров и нет стилей, они создаются искусственно, путем всяческих манипуляций с искусством. Наверное, эти манипуляции нужны, чтобы как-то схематизировать историю культуры, обозначить ориентиры преемственности в творчестве людей. Но – это… слегка высосано из пальца. Искусство – это талантливый способ самовыражения, и не более того.
– Не талантливого способа самовыражения в искусстве не бывает?
– В.С.: Искусство – это такой способ самовыражения, в котором неоспоримо присутствует талант. Понятно, что всегда есть мода, но это – пена, поверхностное увлечение чем-то или кем-то. Не все среди модного искусства становится настоящим.
– В России люди не склонны что-то долго любить. Вспомните, как любили Высоцкого! А сейчас мальчики и девочки вообще не знают, кто это.
– В.С.: Мы в этом смысле, наверное, баловни, у нас очень верный клуб поклонников. Причем они все молодеют. Когда 13-летний человек приносит на подпись нашу старую пластинку, записанную еще до того, как он родился – это дорогого стоит!
– Г.С.: Очевидно, мы заняли свою нишу в искусстве и смогли стать группой «Агата Кристи», которую молодому поколению пока заменить нечем.
– Вы действительно так серьезно относитесь к тому, что вы сделали для культуры?
– Г.С.: Мы?Да!
– Это же камень на сердце – ощущать свое значение в жизни целого поколения?
– В.С.: Не-а! Дело в том, что у нас весьма простой критерий в деле, которым мы занимаемся: творческая искренность. Мы не можем позволить себе фальши. Это, видимо, и рождает некий последовательный механизм создания песен, которые кого-то как-то трогают. У нас очень высокие критерии к тому, что мы делаем, – хочется удивить прежде всего самих себя.
– Вы друг другу не надоедаете, ведь столько лет – вместе? Не стали творческим тормозом друг для друга?
– В.С.: Скорее всего наоборот. Нам помогает то, что мы братья, ведь мы большое количество времени в детстве провели вместе, слушая одну и ту же музыку.
– Г.С.: Это синдром внутренней слабости: если человек не может самостоятельно измениться – он пытается изменить окружение и таким образом искусственно стимулировать перемены внутри творческого мышления.
– В.С.: Нам нужно что-то особенное, но при этом оно обязательно должно быть связано с нами. С нашим мировоззрением. Процесс творчества – вещь слишком интимная, чтобы пускать в него еще каких-то людей. Даже наш барабанщик играет у нас только на концертах, хотя мы уже 15 лет вместе.
– Г.С.: Кто пишет музыку – тот и участвует в ее создании. Что касается того, не надоело ли нам плотно общаться, мы не так часто пишем альбомы, чтобы надоесть друг другу. Это же не повседневное состояние – сидеть на студиях и «рубиться», «рубиться».
– То есть вы уже 17 лет играете, но вам незнакомо ощущение творческого кризиса?
– Г.С.: Да, все еще впереди. Главная наша вершина еще не покорена.
– Не может же быть, чтобы вы не ощущали собственной «заигранности», самоповтора?
– В.С.: Когда возникает такое ощущение, мы садимся записывать новый альбом, то есть работаем на преодоление. И самотиражированием мы тоже не занимаемся, потому что все альбомы у нас разительно отличаются друг от друга, критики буквально с ума сходят, теряясь, хвалить нас или ругать?
– Г.С.: Да, они каждый раз не знают, что с нами делать – проклинать или возносить.
– Насколько вам важны слова в песне, вернее то, что они выражают? Одно время про тексты Гребенщикова говорили, что это набор слов, а не связная речь.
– В.С.: Представьте, открываете вы энциклопедию и читаете – «Борис Гребенщиков. Жанр: набор слов». Да ну, ерунда какая-то… Нам всем интересно общаться на эмоциональном языке, на языке метафор. Кому-то этот язык не близок – и он, наверное, воспринимает его как набор слов.
– Насколько ваши песни автобиографичны?
– Г.С.: Мы не поем о том, что так или иначе не было бы нами пережито и перечувствовано.
– В.С.: Я вам скажу так: все наше творчество – результат тщательного копания в самих себе. Песнями все сказано. И не нужно какого-то другого документального объяснения того, что с нами происходит.
– Вы – конфликтные люди?
– Г.С.: Да. Это сейчас мы добрые и пушистые. Если внутри человека заключен большой и очень цельный мир – то, куда этого человека ни помести, его мир останется с ним. Такому человеку трудно прогибаться, и ему пожизненно ставится диагноз: нонконформист.
– Как правило, люди предпочитают непринужденное общение без метафор, они боятся, когда их грузят. Кому нужен ваш богатый и очень большой внутренний мир? Никому.
– Г.С.: А мы ни к кому со своим миром и не ходим (смеется).
– В.С.: У нас есть музыка, нам больше ничего и не надо. Но поводов для дискомфортной жизни всегда предостаточно.
– Вас кто-то использовал в своих корыстных интересах?
– В.С.: Мы все в этой жизни, так или иначе, друг друга используем. Это нужно понимать и относиться к этому спокойно. Другое дело, до какой степени ты готов быть использованным. Мы эту степень для себя определили: ни при каких обстоятельствах мы не будем делать в музыке то, что нам претит. Это единственный смысл творчества.
– Музыка не стала для вас наркотиком?
– В.С.: Во-первых, мы не заложники музыки. А во-вторых, я считаю, что искусство – это один из самых красивых и плодотворных способов духовного развития личности. Когда мы занимаемся любимым делом – это же здорово!
– Ведь и союз с музыкой может со временем превратиться в тяжкое бремя…
– Г.С.: Музыка – это не союзница. Музыка – не партнер по жизни. Музыка даже не Муза, слетевшая сверху или снизу. Это единственно возможная для нас форма самовыражения. Музыка – это мы. Чтобы испытать чувство отторжения по отношению к музыке – надо расстаться с самим собой!
– В.С.: Нам повезло, на нас никогда не сыпалась манна небесная. У нас не было испытания сверхдостатком, поэтому у нас, к счастью, нет возможности беситься с жиру. Мы не испытываем пресыщенности профессией. Повода нет. Нам интересно двигаться в современном мире и все время искать в нем какое-то место для себя.
– Желание зарабатывать деньги – это нездоровое желание?
– В.С.: Здоровое, но чем оно для нас отольется – неизвестно. Часто миллионы долларов вгоняют в скуку. Людям свойственно разбиваться о славу и деньги.
– Г.С.: Знаете, ситуация в нашей стране заставляет многих одаренных людей рвать задницу, для того чтобы обеспечить достойную жизнь своей семье. И в какой-то момент ты понимаешь, что наступил предел, что либо твоя задница сейчас напрочь порвется, либо ты срочно прекращаешь добывать деньги любым путем. Я для себя решил, что лучше затяну потуже поясок, но себя сохраню! И не превращусь в ничтожество.
– Вы испытываете брезгливость к коллегам по цеху, которые, с вашей точки зрения, занимаются профанацией творчества?
– В.С.: Подобная брезгливость – всего лишь проявление «эстетства» в кавычках. Нам это не свойственно. Но есть музыка, про которую я могу однозначно сказать – это дерьмо!
– Может быть, вы скажете: какая?
– Г.С.: Все дерьмо помнить – себя не уважать! Рэп – дерьмо! R’n’b’ – полное дерьмо! Так и напишите.
– Вадим, вы написали музыку к стихам Владислава Суркова для проекта «Полуострова». Вам понравились его стихи?
– Владислав Сурков – незаурядный поэт и незаурядный человек. Его стихи действительно можно назвать творчеством. Мне очень интересно было вместе с ним превращать их в песни.
– Вы, конечно, в метро давно не ездите, вам не кажется, что вы отдалились от народа?
– Г.С.: А мы никогда с ним особо близки и не были. Поэтому говорить о том, что мы сейчас вдруг взяли и отдалились, – несерьезно. Мы сегодня не ближе и не дальше от своих поклонников, чем были в начале своего творческого пути.
– Ну, хорошо бы знать, что же волнует людей, которые ходят к вам на концерты?
– В.С.: Да мы знаем. Мы же постоянно ездим на гастроли. И уверяю вас, что в тамбуре поезда или в курилке можно набраться впечатлений о жизни куда больше, чем от поездок в московском метро.
Елена Кутловская.