“Гитлер интересен своей трансформацией: человек со светлыми идеями и горящей душой превращается в чудовище”

– Как вы разграничиваете для себя искусство «высокое» и искусство «для толпы»?

Глеб Самойлов: Здесь легко попасть в ловушку. Говоря себе: «Я не буду это слушать, потому что это слушают все», вы обрекаете себя на прослушивание той продукции, которую слушают сотни и тысячи тех, которые сказали те же самые слова. Должно быть какое-то интуитивное ощущение того, что высоко, а что нет.

– Какова ваша позиция относительно исполнения песен: исполнителем должен быть автор или это не столь важно?

Глеб Самойлов: Я всегда думал, что полноправным исполнителем может быть только автор. Возьмём почившую группу «Наутилус Помпилиус». Изначально тексты для них делал Илья Кормильцев, а Бутусов оказался тем человеком, который смог наиболее глубоко прочувствовать эти тексты и выстрадать из них что-то своё личное. Но его индивидуальность проявилась в полной мере только сейчас. Например, в альбоме с «Дедушками» звучат песни на его стихи. Кормильцев же, вообще, мне интересен только как переводчик.

– А мне видятся наиболее сильными те песни «Нау», тексты которых писал Кормильцев. «Я хочу быть с тобой», «Казанова» – это всё он. И кстати о переводах. Гитлера вы читаете в оригинале?

Глеб Самойлов: Нет, я немецким не владею. 

– А каким владеете?

Глеб Самойлов: Не владею в полной мере даже родным языком.

– А вам никогда не пеняли на техническую недоработку текстов?

Глеб Самойлов: Если поэтический текст совершенен, тогда ему не нужна музыка.

– Вы, как и Евгений Головин, категорически разграничиваете песенные тексты и стихи.

Глеб Самойлов: Конечно. Есть песня как явление, и есть стихи. Мне очень редко нравилась музыка, написанная под чьи-то стихи, или стихи, положенные на музыку. Песня – это неделимое на составные части явление.

– Вы способны создавать песни в любое время или для этого необходим период очередного творческого созревания?

Глеб Самойлов: До 24-х лет песни я писал в любое время. А с года 94-го машина шоубизнеса взяла меня в оборот, начался напряжённый концертный график, – и не было уже времени, чтобы просто остановиться и тет-а-тет пообщаться с гитарой. Поэтому альбом «Ураган» – это первый альбом, который был написан в специально отведённое на то время.

– Какое самое существенное концептуальное различие между альбомами «Опиум» и «Майн кайф»?

Глеб Самойлов: Надо сказать, что концептуальность началась с альбома «Ураган». Начиная с него, мы стали отвечать за каждое сказанное слово. Это первый по-настоящему искренний альбом. То, что было до него, тоже можно назвать искренним, но то – детское эстетство. «Опиум» – это мальчишеский стёб. «Ураган», «Чудеса» и «Майн кайф» – это три альбома, которые начали и завершили концептуальную линию в развитии «Агаты Кристи». «Майн кайф» ставит некую точку. Особенно очевидным это стало тогда, когда ушёл из жизни один из нас. Что будет дальше, неизвестно.

– Какова смысловая подоплёка нервного всплеска «Майн кайф»?

Глеб Самойлов: Разумеется, эта подоплёка есть, но…

Понять её можно, если вдуматься в название альбома, представляющее собой аллюзию на «Майн кампф»?

Надо понять, что в нашем альбоме больше всего точек соприкосновения не с идеологией Гитлера, а с оценкой его личности. Это и оценка пути Гитлера – от светлых идей до предательства этих идей. «Майн кайф» – это альбом взросления.

– Но предполагаются ещё более высокие точки взросления?

Глеб Самойлов: Ничего не предполагается.

– Самодостаточность присутствует?

Глеб Самойлов: Абсолютная самонедостаточность. А новый альбом зависит от того, что произойдёт внутри нас. Сейчас во мне происходит некое брожение. Состоялось подведение итогов, и год оказался трагическим для группы – умер один из участников… Для того, чтобы писать что-то дальше, необходимы внутренние перемены.

– Катастрофы влияют на творчество точно так, как и всплески счастья?

Глеб Самойлов: Да, разумеется. А что более конструктивно? Всегда – катастрофы. Утверждая это, я, возможно, перепеваю Шопенгауэра, но это актуально и для меня.

– Чем больше творец ориентирован на катастрофу, тем менее он подвержен попсовости?

Глеб Самойлов: Не знаю… Возьмите Таню Буланову. Это пример того, что любую аксиому можно перевернуть с ног на голову. Таня – это сплошная катастрофа, а поэзии нет. Или «Ласковый май» – жалобные, грустные песни – ничего позитивного я в них не видел.

– А где, на ваш взгляд, проходит граница между попсой и серьёзным творчеством?

Глеб Самойлов: Музыку нужно разделить на честную и нечестную, искреннюю и неискреннюю. В моих взглядах на попсу многое изменилось после знакомства с Владом Сташевским. Это совершенно искренний человек, которому нравится то, что он поёт. Мне же тяжело, просто нереально воспринимать подобное творчество.

– Никогда не было боязни – может, в начале пути, – что однажды вас назовут фашистами?

Глеб Самойлов: Нет. Страх и политкорректность в творчестве группы «Агата Кристи» отсутствуют всегда.

Н- о это наверняка изначально создавало определённые препоны в плане раскрутки группы?

Глеб Самойлов: Ну, нашлись люди, которые обобрали… подобрали, подогрели… обогрели.

– Что касается отсутствия политкорректности, то, наверное, существует такая степень негатива, которая уже переходит в позитив за счёт того, что слушающий начинает пробуждаться.

Глеб Самойлов: Да, очевидно, это так. Хотя можно и вообще не касаться темы политкорректности. Например, некоторое время назад я написал несколько текстов для группы «Тотал». Они, конечно, звучат иначе, чем темы «Агаты Кристи».

– Выступления «Агаты Кристи» на сцене сочетаются с продуманным театральным действом?

Глеб Самойлов: Нет. Всё, что происходит на концерте, имеет характер спонтанности.

– Как вы относитесь к синтезу театра и рока?

Глеб Самойлов: Каждый альбом «Агаты Кристи» – это скорее пьеса, чем набор песен. А к театру как к самостоятельному явлению я отношусь своеобразно. Так сложилось, что я дружу с актёрами театра «Табакерка» и с некоторыми актёрами других театров. Но был всего лишь один спектакль, который мне захотелось посещать неоднократно. Это – «Смертельный номер».

– Ваша музыка звучит в «Сёстрах» Бодрова-младшего. Каково отношение к подобному кино?

Глеб Самойлов: Этот фильм – режиссёрский дебют Серёжи. И в каких-то эпизодах он показал мощный творческий потенциал. Там есть несколько гениальных сцен. Гениальных не по-тарковски, не по-голливудски, не по-русски, а по-бодровски.

– То есть русское кино не загнулось?

Глеб Самойлов: Да загнулось конечно. Последний безусловный фильм, который выбился из ряда советского русского кино – это «Господин оформитель». Всё остальное вторично. А в советское время были фильмы, которые являлись эталоном чести. Для меня большим потрясением явилась «Сказка странствий».

– С Мироновым.

Глеб Самойлов: Да, магическая личность. Плюс музыка Шнитке. Митта снял два великих фильма: «Сказ о том, как царь Пётр арапа женил» и «Сказка странствий». Всё остальное время он снимал такие фильмы, как «Экипаж». Важно достигнуть той вершины, где происходит гениальное совпадение нескольких аспектов творчества – подходящей музыки, фееричности актёров и так далее.

– В творчестве «Агаты Кристи» бывают такие счастливые творческие совпадения?

Глеб Самойлов: Пожалуй, единственный случай – песня «Пуля». На её создание повлиял Сергей Бодров как личность, как режиссёр, да и сам фильм «Сёстры» роль сыграл, в том числе история девочки, показанная в нём.

– С такими мыслями, которые звучат в подтексте всех ваших песен, не тянет в политику?

Глеб Самойлов: Тянуло. В патриотический лагерь.

– Разочарование не наступило?

Глеб Самойлов: Наступило, когда я понял, что там полный разброд и шатание происходят.

– Чем претит личность президента?

Глеб Самойлов: Всё, что способствует величию России, – под каким бы знаком оно ни находилось, – я приветствую. Что Сталин, что Путин – оба действуют по одному рецепту: после беспредела и смуты дадим твёрдую руку. Но без веры и добра этот порядок ничего не значит.

– А Гитлер для вас – герой или антигерой?

Глеб Самойлов: Предатель. Интересен же он своей трансформацией. То есть интересен процесс, когда человек со светлыми идеями и горящей душой превращается в чудовище.

– Один знакомый как-то сказал: «Гитлер, начав войну, должен был выиграть. Проиграв, он подставил нас всех».

Глеб Самойлов: А он не мог выиграть, потому что был нечист. История, начавшаяся с маленького предательства, привела к тому, что Гитлер стал марионеткой в руках американских капиталистов, которые в то время владели всем военным производством в Германии. Есть неприглядные факты, которые все боятся обнародовать. Это обнародование неприлично, как сомнение в холокосте. В Польше существует даже уголовная статья, по которой публичное сомнение в факте холокоста карается тем-то и тем-то. Можно сомневаться в существовании Христа и оставаться безнаказанным, но сомневаться в холокосте нельзя.

– Как у композитора возникают подобные мысли?

Глеб Самойлов: Я не композитор и не поэт.

– А за что в Союз Писателей приняли?

Глеб Самойлов: Приняли, потому что им необходима была свежая кровь.

– Хорошо, насчёт Гитлера мы всё выяснили, а насчёт маркиза де Сада нет. Вы как-то упоминали, что почитывали его произведения. Да и в творчестве вашем есть некий момент чувственного насилия. Чем близка философия де Сада?

Глеб Самойлов: Ничем. Пошлый и скучный писатель. Легенда о нём лучше и красивее, чем он сам. Более утончённый и интересный писатель – Мазох. Да, у «Агаты Кристи» есть доля чувственного насилия, но происхождение его неоднозначно.

– Последний альбом «Агаты Кристи» показался близким по духу Майринку.

Глеб Самойлов: Разумеется. У нас с ним общие творческие корни. Если убрать из Майринка то, что он считал основным, а я считаю наносным – то есть его масонство, – то Майринка можно назвать продолжателем традиции Гофмана. Надо закрыть глаза на масонство. Это такое желание быть посвящённым. Ну и станьте им. Посвящённый не хочет быть, он посвящён – и всё. Живая искра творчества, которая была в Майринке, она сильнее и ценнее, чем все его жизненные переживания.

– А что вам близко из поэзии?

Глеб Самойлов: Я не люблю поэзию, хотя очень много её перечитал. В 14 лет я увлекался русской поэзией и всеми возможными «измами». В итоге в душе остался Хлебников.

– Кстати, Агату Кристи вы не любите?

Глеб Самойлов: Это депрессивнейшая писательница. Я как-то месяц лежал в больнице, и мне нечего было читать. Жена принесла мне собрание сочинений Агаты Кристи, и я был вынужден читать её. После десятого тома свет померк, и я осознал, насколько это депрессивная и неинтересная писательница.

– Что ж вы не поёте весёлые и оптимистичные песни?

Глеб Самойлов: Сравните нас с Агатой Кристи, у неё всё гораздо жёстче.

– Вы не считали, сколько у вас трупов во всех песнях?

Глеб Самойлов: Кошмар, я сначала не задумывался об этом. А потом, когда переслушал альбом «Ураган», я обнаружил, что ни одной песни без слов «мертвец» или «смерть» нет.

– С чем связано появление символа смерти?

Глеб Самойлов: С моим рождением.

– Созданию альбома «Ураган» не предшествовало прочтение какой-либо литературы, прослушивание некоей музыки?

Глеб Самойлов: Нет, он рождался исключительно изнутри, без вспомогательных факторов. Да и в целом литературные аллюзии в песнях появляются постфактум, когда произведение уже создано.

– А «Красная Шапочка» в «Майн кайф»?

Глеб Самойлов: Ну… Это иное. Вообще, не имеет смысла объяснять суть произведения. Недавно одна девушка заявила мне, что альбом «Позорная звезда» – это про вермахтовского солдата. Я говорю ей: про будёновцев это, про гражданскую войну. А она не верит!

– А откуда взялась тема несуществования вечной любви: «Но где она живёт, вечная любовь, слепое знамя дураков?»

Глеб Самойлов: Нет, песня «Вечная любовь» про католицизм на самом деле: «Римский Папа разбил все иконы».

– «Плачет и проклинает Ислам…» След религии очевиден. А как с философией?

Глеб Самойлов: Философия скучна. Потому что философия сегодня – это узаконенные и втиснутые в рамки науки гонки людей, которые сами не знают, как жить.

– Но ведь «Агате Кристи» присуща философия.

Глеб Самойлов: Это другая, более живая форма. Лучше воздействовать на юные неокрепшие умы песней, чем поучениями и нотациями. Я знаю, что представляют собой современные философы, поскольку достаточно общался с ними. Это люди абсолютно безответственные. Их философия – это словоблудие и любомудрие.

– Творчество «Агаты Кристи» ориентировано на молодые и незрелые умы?

Глеб Самойлов: Прежде всего, да. Потому что мы сами молодые и незрелые. Но речь не о возрасте, а о малых мира сего.

– Что же такое «Агата Кристи»? Как определить ваш стиль?

Глеб Самойлов: «Агата Кристи» – это провокация.

– В каких вы отношениях с религией?

Глеб Самойлов: Я православный.

– А был период неофитства?

Глеб Самойлов: Да, уже миновал. Прошёл буйно. У Константина Кинчева, например, он, кажется, будет длиться всегда. Это потому, что изначально он своё мощное творчество строил на гордыне. Поэтому Косте сейчас тяжелее всех нас приходится.

– Для вас существует конфликт религии и творчества?

Глеб Самойлов: Конечно, иначе бы не было творчества.

– И как же удаётся написать песню про Красную Шапочку, оставаясь православным?

Глеб Самойлов: Как-то вот так получилось. Таких, как мы с Костей Кинчевым, лицедеев, раньше хоронили за церковной оградой.

Беседовала Мария Мамыко, Философская газета, 2001 год

Слушать альбом “Майн Кайф?”

Агата Кристи. Том 1. Black Book

Мой родной город нынче называется Екатеринбург. Когда-то он был обозначен на картах родины как Свердловск. Как тогда, так и сегодня, по улицам этого города часто метет метель. Когда наступает зима, здесь становится по-настоящему холодно. Столица Урала не завораживает красотами архитектурных экзерсисов. Не врезается в память уютными улочками и бульварами. Нескончаемый частокол заводских труб напоминает о том, чего здесь всегда было вдоволь – об оборонных предприятиях. 

Попутешествовавший на своем веку турист, попадающий в “город древний, город длинный имярек Екатерины…” навещает мемориальное место. где было расстреляно царское семейство, выезжает за городскую черту на символическую границу Европы и Азии, осматривает залы очередного музея народных промыслов и, вежливо улыбаясь гостеприимным уральцам, думает про себя: “За что же любить этот город?” И не находит ответа…

Ответ не лежит на поверхности. Ответ спрятан в пьесах Николая Коляды, в образах Владимира Хотиненко, в скупых афоризмах балабановских “братьев”, в отчаянии “Глюковских” “за звезду полжизни”. В диагнозах “бытового терроризма” братьев Пресняковых. Ответ лежит в сочетании чайфовского “Лучший город Европы” с наутилусовскими “Бриллиантовыми дорогами”. У Свердловска есть свой дух, свой настрой.

Можно много гадать и теоретизировать на эту тему. Из-за того ли это. что в здешних краях испокон веку оседали сосланные вольнодумцы, а может из-за полного отрыва высокого искусства и мира фантазий от тягучей пролетарско-кондовой реальности промышленного города? А может, дело в том, что до сих пор “порою ночной мне снится конвой и солдаты”?.. 

Как бы то ни было, с первых песен мир фантазий “Агаты Кристи” населяли странные существа: гномы-каннибалы. пантеры, безмолвные кондуктора, пьяные кладбищенские сторожа, злобные клоуны, “жопы с метлой” и крысы в белых перчатках…

Имея под рукой самый скудный набор инструментов, колдуя над ними после лекций в институтской радиорубке. они. как могли. тоже пытались как можно дальше оторваться от окружающей их суровой военно-промышленной действительности. Возможно, поэтому в качестве вариантов названий группы рассматривались только имена. в самом звучании которых чувствовался далекий “заморский” экзотический привкус. Они приняли решение называться гордым именем английской романистки, отвергнув глубоководное “Жак Ив Кусто”.

Я помню одно из первых выступлений “Агаты” на каком-то неформальном студенческом мероприятии. Во-первых, это было ни на кого не похоже. Во-вторых, поразили феерические прически и обилие косметики. Преобладали темные цвета. еще очень странно двигался парень, который играл на басу. Он сидел на стуле, но не то чтобы сидел…Его на этом стуле трясло и мотало во все стороны. Сегодня Глеб признается, что порой выходил на сцену и уходил с нее активно хромая.

Я даже помню тот день, когда мы решили поставить “Агату Кристи” в эфир. В тот день я выкопал из кладовых радио “Максимум” этот несчастный, убого оформленный диск “Позорная звезда”. Я узнал. что ничего с него не игралось в эфире, а он, по моему ощущению, был набит хитами! В общем, я объяснял музыкальному редактору Володе Мирошниченко. что есть такая отличная свердловская группа и я честно, не как свердловчанин, а просто как меломан хочу, чтобы эта группа звучала в эфире. Она хорошая! Добился. Поставили “Как на войне”.

Взлет “Агаты” произошел в то время. когда все роли в массовой музыкальной культуре были распределены. Старая “знать”, почивавшая на “совковых” лаврах, испытыла во второй половине 80-х сильнейший удар от невесть откуда взявшегося рок-н-ролла. “Что ж, – сказали на Олимпе – ноу. как говорится, проблем! Располагайтесь, будем знакомы”. Рок-герои расположились, а дальше каждый определил для себя возможную зону компромисса.

Любопытно, что и для тех, и для других стало характерно ревностное неприятие того, кто претендовал на вершину популярности после них. Здесь начинались рассуждения о “продажной попсе” и “стопроцентной коммерции”. Жертвой таких обвинений “Агата” была всегда. Никто из тех, кто именует себя “индустрией шоу-бизнеса”, никогда на моей памяти не произносил при мне: “Агата” – это да! Это молодцы. Это-супер!”.

“Агата” начав свое восхождение, когда все вокруг рушилось и все ценности пересматривались, вдруг смогла уловить боль и смятение в душах тех, кто попал под гусеницы этого смутного времени. Но за этот дар пришлось заплатить по полной программе – содрать с себя кожу, обнажив тонкую сеточку нервов. Сжав губы, терпеть все – от ударов до поглаживаний. Как в “Мертвой зоне” Стивена Кинга, главный герой, обладая уникальными способностями ясновиденья, каждый раз вызывался помочь, но рисуя картины, которые от него требовали, сам при этом слабел с каждой решенной головоломкой, с каждым предвиденьем. Они провели годы под прицелом со стигмой “попса” на груди. Одобрение коллег-музыкантов для них было действительно важно. Частично они получили его, записав самый свой жуткий, отчаянный и некоммерческий альбом под названием “Ураган”.

“Глеб Самойлов: “В Асбесте, где мы родились и выросли, мы появились в последний раз летом 1996 года. Мы приехали, чтобы поставить подписи под документами на продажу квартиры, так как мама у нас переезжала жить в Свердловск. Очень психоделическое было ощущение…Был дом. Сейчас – нет. Нет дома в Свердловске. Нет дома в Асбесте. Москва еще домом не стала, а те дома уже потеряны. Пилигримы мы такие, висим между небом и землей. Оттого и песни такие “веселые”…” нотариальная контора в одной из грязных хрущевских пятиэтажек находилась в подвальном помещении и вход был наполовину затоплен. через лужу были проложены доски, подпрыгивающие на кирпичах. когда по ним шагаешь. Лысеющий нотариус с бесцветными глазами оторвал взгляд от мухи, бьющейся в маленькое замызганное стекло под потолком, затребовал паспорта. Прочитал: “Самойлов Вэ Рэ. Самойлов Гэ Рэ. Понятно”, – протянул несколько отпечатанных листов и ручку. – “Вот тут и тут, пожалуйста”. Подписи были поставлены. Сделка совершена. Квартира продана…

Кто знает, какую цену нужно заплатить за славу? Кто из нас может сказать, стоит она того или нет? Стоят ли сотни тысяч с визгом кидающихся к тебе по стране людей отсутствия настоящего дома. нормальной семьи, верных друзей, которые способны воспринимать тебя не как суперзвезду, а просто как друга? Какими демонами тебя может раздирать на части, чтобы ты расстался с семьей, оставив и ребенка (Вадик – дочку, Глеб – сына)? Какие эмоции остаются в результате, когда ты проходишь через жернова гастрольных мельниц, через броуновский хаос случайных знакомств, через калейдоскоп заискивающе-улыбчивых псевдодрузей, завсегда готовых щедро поделиться концентрированным кайфом? Когда раскрываешь газету, чтобы в очередной раз прочесть, какое ты дерьмо? Понять: увы, и это автор не удосужился вслушаться в то, что ты, хрипя до болит в глотке, давишь из себя каждый вечер со сцены… Они попали в эту безжалостную мясорубку с головой, приняв решение переехать в Москву и пробиваться. Они надеялись, что музыка все скажет сама за себя, оградит и спасет. Их порвали на части еще до того, как они осознали, что не имеет смысла исповедоваться перед журналистами и опасно приоткрывать дверь в личную жизнь…

Александр Козлов: “Личная жизнь таких звезд, например, как Грета Гарбо. была закрыта. И они остались для всех навсегда молодыми тридцатилетними красавицами. А мы слишком на виду. Знают все. Я поражаюсь осведомленности о самых интимных, тонких сторонах жизни. Вот и укрываешь такие тайны, которые ты бы хотел сохранить только для себя… И тем не менее, оно вдруг где-то уже написано, расшифровано. Хотелось бы, чтобы что-то оставалось нетронутым”.

Странно ли, что в песнях “Агаты” практически нет любви? Есть смех, страх, омерзение, страдание, ненависть, тоска. Нет любви.

Кто-то сказал, что всякий рок-музыкант в песнях избавляется от своих комплексов. Это, наверное, более всего справедливо в отношении “Агаты”. Вещи, случающиеся со многими из нас, они переживают сильнее и глубже. Чувства и потаенные желания, о которых не принято говорить, в которых просто неудобно, нельзя признаваться, они находят силы переплавить в строки и петь со сцены. состояние успокоенности и баланса, столь характерное для людей преуспевающих им вообще неведомо. 

Внешние колебания группа, вроде бы, научилась переносить, чего только не было…С ураганами внутри сладить сложнее. Ведь источником творческой энергии для этой группы всегда была внутренняя любовь и ревность братьев Самойловых. Так же, как и у Oasis. В каких джоулях, вольтах или амперах оценить напряженность поля между старшим и младшим братом, когда оба талантливы, оба музыканты, оба отчаянные, оба не могут друг без друга?

“Я тебя ненавижу, но ко мне ты все ближе. Ты меня ненавидишь, но ко мне ты все ближе все равно” – это же не о возлюбленной, не о прекрасной даме… Это друг о друге. Вот топливо, вот это – неиссякаемый источник эмоций. Только какую цену платит каждый за то. чтобы огонь в этой топке горел? Кровь за кровь. Смерть за смерть. Вот так, братское сердце…

Иногда кто-то попросту падал на дно. В стремлении познать себя артист раздвигает рамки своего восприятия и пытается получить новые ощущения. Любыми. порой самыми опасными способами. Это случалось со многими в рок-н-ролле. Выкарабкаться удавалось не всем. “Агате” вроде удавалось всегда. Оставалось чувство полной опустошенности. Вчетвером они прошли огонь, воду и медные трубы. Чудом уцелели. Но не все….Умер Саша Козлов. Клавишник. Самый казалось бы, счастливый, чистый и радостный. Вышел ночью из клуба на улицу и умер… 

Он ушел из жизни в четверг 1 марта 2001 года. Саша почувствовал себя плохо, вышел на свежий воздух, упал в обморок и приехавшая “скорая” не смогла его вернуть на этот свет. Окончательный диагноз: “Атеросклеротическое поражение сердца”. Ему было 39 лет. 

Я стал перечитывать очерк об “Агате Кристи”, который я когда-т по предложению Андрея Бухарина, музыкального редактора журнала “ОМ”, написал. Дошел почти до конца материала. И тут комок встал в горле. В финале очерка я пишу о том, что появилась надежда пройти через все и уцелеть. Такая позитивная нома в конце. И дальше цитата: “Наверное сейчас все наладится, самые сложные времена позади” И, конечно, это слова Саши. Жить ему оставалось немного.

Саша Козлов учился с Вадиком и Глебом Самойловыми в одной школе в Асбесте. Уже в Свердловске Вадик и Саша придумали ВИА РТФ УПИ, а потом именно Козлову пришла в голову идея окрестит группу “Агата Кристи”. В течение последующих тринадцати лет они играли вместе.

Саша был самым светлым человеком в группе. Сложным, закрытым ото всех, но излучавшим радость жизни и жажду общения. Не случайно самые яркие, оптимистичные и задорные мелодии в репертуаре “Агаты” принадлежали его перу.

Саша всегда был готов радоваться и наслаждаться. Способность искренне радоваться – это вообще божий дар, который мало кому дается. В детстве мы все им обладаем, а потом – глазом моргнуть не успеешь – и все мы уже циники. Каждый нарастил кучу защитных слоев, каждый создал панцирь. а некоторые особо одержимые еще и в скафандр себя заперли. Люди, которые умудряются сохранить этот талант, настолько редки, что общение с ними для каждого из нас – большой подарок. Правда, даже в них сквозило странное предощущение какой-то боли, витало в воздухе предчувствие беды. но так всегда жила и творила “Агата Кристи”. Такие вещи продюсерами не изобретаются и не находятся в результате маркетинговых исследований. Это – суммарный вектор нескольких соратников-музыкантов. И от него никуда не деться…

Саша шаг за шагом прошел через все взлеты, падения, соблазны и ураганы, что и все члены “Агаты Кристи”. Он видел, как его друзья, одержимые страстью саморазрушения, ведомые жаждой познать неизведанное и довести себя до края бездны, играли со смертью и ставили под угрозу общее дело. Ведь у каждого была только эта главная жизненная субстанция – “Агата Кристи”. 

Никто сейчас не ответит точно на вопрос, чего это стоило Саше. У него было больное сердце, но он не посвящал знакомых и друзей в свои проблемы. Он вообще всегда предпочитал оставаться в тени, и в жизни, и на сцене. но всегда был рядом с друзьями. В период их невменяемого угара, творческих кризисов, болезней и депрессий. У него ведь была другая профессия в запасе. Он преподавал в медицинском институте, в том самом, который я в свое время закончил. но выбор был сделан, и обратной дороги не было. Они отправились в это плавание вместе. вместе им и плыть дальше…

Только вот странно легли карты – он вдруг взял да умер…Я помню, отпевание было в яркий весенний день. Один из тех, когда еще не начавший таять снег белизной своей слепит глаза. Их невозможно открыть, передвигаться приходится только прищурившись. Два цвета вокруг: немыслимо чистое голубое небо и этот сияющий белый снег. К церкви съехалось несколько машин. Вадик, Глеб, Андрей Котов. Когда встречаешься по такому поводу, никаких слов важных вслух не говоришь. Все кажется нелепым и бестактным…Даже взглядов глаза в глаза стараешься избегать. Спасают только организационные бытовые диалоги: кто в какой машине поедет, что нужно, как встретиться, во сколько, как, где, чего…

И – быстрее, пожать руки, “пока!”, обняться на ходу, не смотреть в глаза, не пересекаться взглядами…Ты отъедешь за угол, притормозишь у обочины и разрыдаешься. И хрипеть будешь и биться…И в голове будет жечь твой мозг одно и то же: “Как же так? Почему? За что? В чем смысл?”

Вадим, Глеб и Андрей теперь играют втроем. Вопрос, чтобы взять другого клавишника даже не обсуждался. Сашины партии, как и новые клавишные партитуры, забиты в “портостудию”, которая на концертах стоит рядом с барабанщиком. Андрей запускает их нажатием соответствующей кнопки. Если будете на концерте “Агаты Кристи”. смотрите на сцену внимательно: может, проступит в левом углу силуэт малоподвижного неказистого человека за клавишами.

Это Саша. Он должен быть где-то там, когда звучит музыка.

Глеб Самойлов: “Есть постоянный страх, что мы носимся в замкнутом пространстве. Невозможно получать ощущения извне. если для тебя весь мир – это сцена, на которую ты выходишь, и собственная душа, в которой ты по ночам копаешься”

Вадим Самойлов:” Знаешь, вроде бы уже столько лет. а каждый раз становится страшно, что у нас ничего не напишется. Тур, города. какие-то лихорадочные концерты, а потом едешь в автобусе еле живой из одного сибирского поселка в другой и думаешь: а вдруг так и останется эта пустота в голове. Так и не возникнет мелодия..”

И все-таки растет потихоньку новая кожа, заживают раны, и вселенная перестает вращаться вокруг них с такой фатальной разрушительной скоростью. Они все время приходят на интервью вместе. Запись и съемка песни “Маленькая страна” для нашего “Неголубого огонька” вдруг положила конец их самому глубокому кризису отношений, они начали вновь вместе сочинять. Их новый альбом “Триллер” расценивают как “ренессанс”. 

Теперь они включают в пластинку только те песни, которые безоговорочно устраивают и Вадика, и Глеба. На концертах они выглядят и звучат мощнее, чем когда-либо. Даже самые яростные критики “Агаты” сегодня сходятся в том, что если группа выстояла столько лет, то что-то в ней точно есть. После всего, что происходило с ними последние несколько лет, сегодня они сильнее и чище, чем раньше.

Свет в конце тоннеля становится ярче.

* * *

Глеб Самойлов о песне “Два корабля”
из книги М. Козырева “Мой рок-н-ролл”, черновики:

Когда: весна 1996 г.
Где: больничная палата, Москва (диагноз: почечная колика)
Повод: к новому альбому писал; думал, что получится позитивной, а вышло…
Предмет гордости: “…надо заново придумать некий смысл бытия. нафига?!” 

Сначала написан был текст, что очень редко для группы. Первым был написан текст припева, который отражал внутреннее состояние Глеба на тот момент. Потом она сама легла на аккорды.
Также примечательно, что песня из демонстрационного варианта почти не потерпела изменений, что для группы тоже редкость.

“Агата Кристи” — бесспорно, одна из самых адекватных духу времени, духу своего поколения групп. Вместе с пафосными 80-ми ушли в тень и рок-революционеры, сообща громившие власть партаппаратчиков. Новому времени — новые песни. Наступившая эпоха тотального индивидуализма и нигилизма должна была родить иных героев, и в лице “Агаты” слушатель получил их сполна. Их композиции — “это какое-то чудесное и очень органичное наложение тонкого эстетизма и пост-панковской иронии, превосходной мелодики и — что самое главное — потрясающей мистической глубины” (В.Штепа) Успех группы — первые места в хит-парадах, аншлаги на концертах — тем любопытнее, что в их сложных текстах — абсолютное неприятие окружающего мира. В нем только — “тоска без начала”.

Музыканты изначально были настроены на пессимистический лад, поэтому в мировом порядке они видели затаившийся хаос, а за светлым покровом дня — бездну ночи.

Однако в дальнейшем духовный вектор резко изменился. Уже в альбоме “Опиум”, в песне “Ни там, ни тут” “Агата” — делает странный выбор, по которому ни ангелы, летящие по небу, ни дьяволы, ползущие в канаве, за своих не признаются. Что интересно — это ранняя интуиция символизировала, быть может, подсознательный поворот группы к православию.

В последних альбомах “Агата Кристи” развивает выбранное направление, от которого, похоже, уже никогда не отступит:

На ковре-вертолете мимо радуги
Мы летим, а вы ползете — чудаки, вы, чудаки…

Подробнее о творчестве “Агаты Кристи” и ее духовных исканиях — в беседе с лидером группы Глебом Самойловым.

КОРРЕСПОНДЕНТ. Сейчас в преддверии выхода нового альбома, интересно было бы вспомнить старые записи, проследить путь группы от андеграунда до вершин хит-парадов, с чего все началось?

Глеб САМОЙЛОВ. “Агата” появилась на свет 20 февраля 1988 года, когда сошлись три композитора — Глеб Самойлов, мой брат Вадим и Александр Козлов. Тексты сначала писали мы с Вадимом, потом я это дело узурпировал. Первый альбом группы — “Второй фронт”. Как и все рокеры тогда, мы устраивали пляски вокруг костра перестройки, ужасно критиковали существующий строй. Все действительно искренне верили в то, что делали что-то благое. Возможно, это частично оправдывает тот факт, что вся рок-волна того периода приложила руку к тому, чтобы перестала существовать страна, в которой мы родились.

Потом, в 1989 г., мы участвовали в Глазго в семинаре по проблемам рока. Союз вместе с нами представляли “Коллежский асессор” и “Не ждали”. Мы единственные пели на русском и этого правила придерживались и в дальнейшем, несмотря на то, что в заграничных поездках выступали главным образом перед аборигенами, а не перед эмигрантами.

Следующий вехой стал альбом “Коварство и любовь”. Это была яркая, помпезная запись. Для обывателя гипертрофированно подавались эмоции, опереточные страсти. Это была игра. Начиная с этого альбома, долгое время главное в творчестве “Агаты Кристи” — противостояние массе путем издевательства над нею. Тогда, да и сейчас, для многих рокеров “против” было важнее, чем “за”. Каждый формировал для себя некий образ врага, борьба с которым определяла все творчество. Почему я сейчас не называю то, что мы делаем, роком, потому что рок — все-таки разрушительное явление. Энергетика, не имеющая позитивного начала.

Корр. Во многом подобный опыт полезен. Только за фазой радикального отрицания, противопоставления, должна наступить фаза утверждения.

Глеб Самойлов: Кто-то до нее дошел, кто-то — нет. В принципе, до нее долго идти и даже лучшие мечутся, ошибаются. Но то, что в душе наступает перелом и должно возникнуть какое-то “за”, очевидно.
Я, как и многие, нашел это в Православной Церкви. После этого человек неизбежно начинает интересоваться историей своей Родины, ее проблемами и т.п.

Корр. Почему после яркого и искрящегося “Коварство и любовь” появился мрачный, холодный “Декаданс”?

Глеб Самойлов: Мы устали от имиджа, который сам себе навязали. Эта помпезность просто надоела в один прекрасный момент. Невозможно постоянно ходить во фраках и пр. И несмотря на то, что “Декаданс” во многом — продолжение игры, через холодную отстраненность все время пробивалась доля настоящей искренности. Альбом, может быть, шокировал людей, про которых сказано “извергну из уст моих, ибо ни холоден ты, ни горяч”.

Была ситуация, что стало модно верить. Телевидение непрерывно крутило американских проповедников. Возник протест против этого, в частности, в песне “Его там не было”.

Корр. Почему в песнях “Агаты Кристи”, особенно в альбоме “Позорная звезда”, так сильна тема войны?

Глеб Самойлов: В процессе духовной работы, когда человек, тем более русский и творческий, постепенно создает вокруг себя хаос, разбивает обыденные понятия, и когда обломки падают, — вырисовываются некие сверхидеи, которые вечны.

Рано или поздно приходит осознание того, что есть война. Война единственная и нескончаемая. Понятно, между кем и кем.

Корр. Альбом “Опиум” — массовая популярность, доступные мелодии, но вместе с тем глубокие, серьезные тексты. Просчитывался ли успех?

Глеб Самойлов: “Опиум” — это была провокация, на которую общество купилось. Люди повелись на все, что было в альбоме провокационного.
Этого мы ожидали, но не ожидали, что шоу-бизнес так быстро нас ассимилирует и сделает частью себя. Мы оказались совершенно не готовы к системе гастролей, туров, режиму постоянного внимания, наблюдения за тобой.

К тому же значительная часть поклонников не обратила внимания на заложенную в текстах иронию. “Я крашу губы гуталином” — некоторые восприняли как руководство к действию. Я не думал, что песня “Опиум” станет так популярна. Это стеб над рокерами и во многом над собой — черные одежды, раскрашивание лиц, деланный декаданс.

“Гетеросексуалист” возник как ответ на новую моду на унисекс, как ответ на появившееся мнение, что только гомосексуалисты могут творить настоящее искусство. Хотя и в этой песне велика доля самоиронии.

Корр. Ряд вещей проникнут очень глубинным ощущением смерти, обратной стороны бытия. Во многом, надо полагать, это личный опыт?

Глеб Самойлов: Да, были моменты нахождения на грани смерти, и каждый раз совершалось чудо. Я не перестаю удивляться, насколько Бог милостив. Я оказывался на самой грани бытия и небытия. Я оказывался в состояниях, когда наиболее остро чувствуешь любую боль… Когда я смотрел телевизор и узнавал, что шахтерам не выплатили зарплату, — мне хотелось выброситься из окна, потому что — нервы нараспашку.

Но с другой стороны, было ощущение света. Мы очень много колесили по России на автобусах. И очень часто проезжали через застывшие в веках деревеньки, леса. Возникало щемящее чувство тоски, разделенности с этим и безумное желание найти точки соприкосновения.

Корр. Здесь и начинался альбом “Ураган”?

Глеб Самойлов: Да. Совершенно верно. “Ураган” — это абсолютно нонконформистский альбом, такой вскрытый нерв. У нас было жуткое истощение, была попытка уйти от шоу-бизнесовой реальности в наркотики. Все это дало жуткое разочарование в том, во что раньше верил, и слабую надежду на то, что есть нечто, во что можно верить.

Так и все песни этого диска с одной стороны — ощущение трагичности происходящего: “Все мои игрушки, мама, разметало ураганом. Нету больше сказки…” — констатация факта, но с другой стороны, тоска по утерянному раю, уверенность в существовании чего-то неземного и горечь из-за невозможности это уловить. Как раз тогда у меня в жизни произошли серьезные изменения. Я долгое время болтался между Небом и Землей, читал Кастанеду, Шри Ауробиндо, но христианские ценности уже сидели в подсознании.

Чувство, что я больше не могу быть разделенным, толкнуло меня на крещение. Крестился я в маленькой церкви, настоятель которой восстанавливал храм без помощи богатых людей, собственными силами. И в какой-то момент на меня снизошел горячий столб. Это было абсолютно четкое физическое ощущение. Вышло оно слезами. Все остальное время я просто проревел.

Корр. То, что ты крестился в сознательном возрасте, может быть, хорошо?

Глеб Самойлов: Не знаю. Я смотрю на детей К.Кинчева и им завидую. Они крещены в младенчестве. У них есть Константин, глава семьи, который их держит, им помогает. Дети изначально верят в чудо, нечто трансцендентное, потустороннее. Поэтому ребенок естественно готов воспринимать веру.

Корр. Далее последовал альбом “Чудеса”. Жизнь после смерти? Безвременье?

Глеб Самойлов: После “Урагана” я остался жив, но что происходит, что будет дальше?

“Чудеса” — альбом человека, явно выжившего, но непонятно, куда идущего, не знающего, ради чего жить. Заново познающего свои способности, возможности, учащегося ходить, говорить, думать…

Наш следующий диск “Майн Кайф” — уже песни твердо стоящего на ногах русского православного человека.

Корр. Хотелось бы вспомнить твой сольный альбом — “Маленький Фриц”. По-моему, в нем очень явственно выражена печаль по несостоявшемуся евразийскому союзу России и Германии?

Глеб Самойлов: “Маленький Фриц” — очень человечный альбом. Каждая его песня, каждый текст был прожит изнутри.

Германия для меня — Гофман, Бетховен. Безумно красивый бой часов на Курфюрстенштрассе. О взаимоотношении же двух великих культур — России и Германии — я пытался говорить, начиная с “Маленького Фрица”, и наш новый альбом тоже об этом.

Почему произошла трагедия Второй мировой войны — сейчас мало кто может объяснить. Сергей Нилус, к сожалению, уже мертв. Хотя очевидно, что и Первая и Вторая мировые войны были спровоцированы, мягко говоря, американским капиталом.

Америка, страна желтого дьявола — родина будущего Антихриста. Все, что она делает, — именно то, чем будет оперировать Антихрист — мировая кредитно-финансовая система, центры товарно-денежных отношений и пр.

Возвращаясь же к войне, — любая страна, посягнувшая на нашу независимость, обречена на поражение. Ибо мы, русские, живем по принципу “Возлюби врага своего, ненавидь врагов Христа, бей врагов Отечества”. Завоевать нашу страну можно только изнутри, что сейчас и происходит, и чему мы по мере сил противостоим.

Корр. Чуть меньше года назад Соединенные Штаты бомбили Сербию, и в это время несколько рок-групп поехали в турне по США. Кажется, среди них была “Агата Кристи”?

Глеб Самойлов: Да, это правда. Некая фирма организовала фестиваль “Монстры русского рока” в Америке, задолго до начала бомбардировок.
Весной, когда должны были начаться гастроли и на Сербию сыпался град бомб, мы и “Алиса” отказались принимать участие в концертах. Тут же нам была выставлена такая неустойка, что глаза полезли на лоб. Вместе с тем они предложили выход — либо едем мы, либо К.Кинчев, и тогда никаких проблем.

Таким образом нас просто вынудили поехать в Америку. Но все наши концерты имели жесткую антиамериканскую направленность. Мы начинали выступления с проклятий в адрес США, и самое интересное — зал нас поддерживал, зрители размахивали сербскими знаменами и были полностью солидарны с нами. А в Нью-Йорке местные баркашовцы даже засыпали весь зал листовками. Так что наша позиция полностью совпадала с позицией газеты “Завтра”…

Кстати, последние два года я читаю только ее. Мне очень интересны революционные передовицы Проханова. Ведь других подобных газет не купить. Единственное, что меня как православного консерватора коробит — это союз с левыми силами.

Корр. Ты голосовал?

Глеб Самойлов: Нет, я не голосовал, потому что ни одного настоящего правого движения в выборах не участвовало.

Корр. По поводу цензуры. Известно, что некоторые ваши клипы были запрещены на телевидении. Это правда?

Глеб Самойлов: Когда возникло ОРТ, там был запрещен к показу наш клип “Моряк”, снятый по сценарию Ренаты Литвиновой. Запрещен под формулировкой, что клип негативно влияет на психику зрителя и не соответствует имиджу общенационального канала. Тем не менее, песня стала хитом.

Второй раз то же самое повторилось с песней “Дорога Паука” — песню не взяли ни на одной радиостанции, а клип поставили в ротацию только на МTV.

Причем все говорили одно и то же: у вас же были хорошие, веселые песни. И наш директор Лена Евграфова предложила специально для владельцев радиостанций записать альбом, в котором будет пять песен “Сказочная тайга” и пять “Ковер-вертолет”. Они требуют продолжения беззаботной незатейливой тематики, им подавай розовые шарики.

Корр. А как с видеоклипом “Сказочная тайга”?

Глеб Самойлов: Хороший клип получился, грустный, ностальгический. Мы использовали кадры из фильма “Иван Васильевич меняет профессию”, это было до всех “Старых песен о главном”. Большая заслуга режиссера клипа, что смог собрать всех актеров, снимавшихся в фильме. Из Израиля звонила дочь Яковлева и рассказывала, что когда смотрели клип — все рыдали. Я же ответил, что нечего было уезжать.

Материал подготовил Олег ПУЛЕМЕТОВ 

10(327)
Date: 6-03-2000

Редакция благодарит сотрудников программы “Перспектива” (“Народное Радио”) Максима СУРКОВА, Андрея СМИРНОВА и Сергея БОРИСОВА за помощь в организации материала

Источник: Газета “Завтра”