«Прямая речь» с Глебом Самойловым

РБК, 2013

Экс-лидер “Агаты Кристи” и фронтмен The Matrixx Глеб Самойлов после распада группы, которая стала одним из символов эпохи 90-х, готовится выпустить третью по счету музыкальную пластинку “Живые, но мертвые”. О том, как пишутся песни и во что превратился русский рок, музыкант рассказал корреспонденту РБК Асе Сотниковой.

Вообще мне бы хотелось поговорить с Вами о свободе. Но первый вопрос будет звучать так: музыканты и люди искусства чувствуют дух времени и зачастую очень точно улавливают настроения, царящие в обществе. По-моему, волна протестов, в которых Вы тоже принимали участие, постепенно сходит на нет. Какие чувства по этому поводу?

Группа The Matrixx выступала на проспекте Сахарова, но на митинги я ходил не только как музыкант, но и как обычный человек. Сейчас чувствую, что время митингов проходит. Я думаю, что случилось то, чего многие ожидали.

“Было ясно, что власть в любом случае наплюет на все требования митингующих, сколько бы человек ни вышло на улицу.”

Политзаключенные продолжают сидеть за решеткой, принимаются все более суровые законы — свобода человека по-прежнему ограничивается. Очевидно, что власти на нас плевать. Это обстоятельство заставляет многих людей в митингах разочаровываться. Но для власти в этом ничего хорошего нет — разочаровавшиеся начнут бороться с режимом нелегально.

Это как – нелегально?

Например, как сейчас в Турции — Таксим. Люди стихийно перегораживают площадь, баррикадируются в лагерях и живут там. Что у них сейчас происходит, не знаю — давно не следил за ситуацией, но подобные вещи могут произойти и в России, потому что людям не дают свободу.

А что для Вас свобода?

Осознанная необходимость.

Мягко говоря, распространенное определение.

Так в школе учили.

Меня так же.

Не знаю, как еще сказать. Внутреннее ощущение давящей снаружи реальности. Реальности противной, несправедливой и мерзкой. Вот что это — свобода.

Свободу человека можно ограничить извне, снаружи?

Собственно говоря, внешними факторами она и ограничивается. Абсолютно свободным человек может быть только тогда, когда он эту свободу каким-то образом завоевал сам.

Каким, например?

Это у каждого свое. Свобода — вообще очень обширная тема. Вон таракан, кстати, побежал. Вот он свободен. До первого тапочка. Также, как и мы, – до первой дубинки по башке.

То есть в сегодняшней России чувствовать свободу нельзя?

Конечно, можно. Вот я чувствую. Но когда я иду по городу, который принадлежит полиции, бандитам и гопникам, я это забываю. Не уверен, что это свобода. А с другой стороны, я пою те песни, которые сочиняю, и у меня эта возможность есть.

Проект The Matrixx – это в первую очередь протест?

Не обязательно. Это творчество и все, хотя протестовать стоит против всего: несправедливости во вселенной, например.

“Политики предлагают, художники будят в людях желание что-то изменить. Главное, не давать им уснуть.”

Почему Вы не хотите заняться политикой, например как Ваш брат?

Мы с ним в разных политиках. Я был и остаюсь на одной стороне, а он — на другой. Вадик считал, что с властью можно разговаривать, вести диалог. А я всегда был уверен, что с властью надо бороться.

С нашей или с любой?

С той, которую мы наблюдаем сейчас, по крайней мере. Я стал общаться с оппозицией еще со времен позднего Ельцина, сейчас с кем-то я даже дружу. В середине 90-х гг., когда Ельцин только пришел к власти, у нас голова была занята собственной популярностью, но когда пришло некое отрезвление, я посмотрел вокруг и увидел, как живет страна. Тогда появилось желание как минимум говорить о том, что плохо. Революционер из меня никакой – я не умею воевать, но мое оружие — слово. Поясню, что это оружие не направлено исключительно против власти, она направлено на завоевание свободы как таковое, свободы вообще.

Владислав Сурков, с именем которого поклонники “Агаты Кристи” часто связывают Вадима Самойлова, в своем первом интервью после отставки рассказал, что свобода может быть только внутри человека, извне ее ограничить нельзя. Поэтому он не понимает требований тех, кто выходит на площади митинговать.

“Отличные” слова. Особенно учитывая пример Ильи Кормильцева (российский поэт, переводчик, критик, известный как автор слов к музыке рок-группы “Наутилус Помпилиус”. – Примеч. РБК ), свободу которого очень просто ограничили. Он был главой издательства, поэтом его книги запретили, закрыли издательство, лишили средств к существованию. Спасибо, Владислав Юрьевич, за ваш добрый совет. Думаю, например, Илье он очень пригодится. Особенно сейчас (И.Кормильцев скончался в 2007г., вскоре после того, как узнал, что его издательство “Ультра. Культура” закрыли. — Примеч. РБК).

Можно ли жить ради свободы?

Я не знаю, ради чего стоит жить. Хотя для себя я это определил.

Музыка?

Да, это музыка. Но не думаю, что каждому так повезло.

А если бы не было музыки?

История не знает сослагательного наклонения.

Вот у меня нет музыки, что делать?

У Вас есть журналистика.

Это не искусство: журналистика не бессмертна.

А я и не говорю, что смысл именно в искусстве. Мало ли что бессмертно. Бывают поступки бессмертные.

Это уже героизм, он обычно плохо заканчивается.

Вот я сейчас переверну ее (черная пепельница, которая стоит на столе. — Примеч. РБК) — получится “Черный квадрат”. Что, значит, все – я бессмертный?

Нет. Потому что черный квадрат уже был, и сейчас в нем нет ценности.

А я тогда поставлю его вот (переворачивает пепельницу) — и будет “Черный ромб”.

Дело в том, что свой “Черный ромб” вы уже создали. Сначала это “Агата Кристи”, теперь “Глеб Самойлов и The Matrixx”.

Сейчас просто The Matrixx. Это была мои инициатива — мы немного изменили название группы.

В одном из интервью Вы говорили, что приняли православие. В связи с этим как Вы относитесь ко всей этой истории с Pussy Riot?

Ну да, я крестился и после этого веру не менял, а все остальное — мои личные проблемы с высшей силой. А к Pussy Riot я отношусь как к явлению культурологическому. И я, так же как и многие, подписывал письмо в их поддержку.

“Дело в том, что я во многом согласен с позицией Pussy Riot. Провокация – это единственный способ достучаться до людей, вызвать в них хоть какие-то эмоции – пусть даже это будет возмущение.”

Я бываю в разных городах и часто разговариваю с людьми, которые мне встречаются: с таксистами, организаторами концертов и прочими. От них я узнаю, что к РПЦ, как и к российской власти, доверие подорвано. Люди не знают, во что им верить. Вот и я не знаю, есть там Бог или нет его.

Это кризис церкви вообще или кризис веры конкретно для Вас?

Для меня – тоже. Иногда хочется верить, что я не терял веру, но это редко удается. Я бы даже сказал, что редко удается даже хотеть верить в это.

Недавние законы, которые запрещают курение в общественных местах, пропаганду гомосексуализма, усыновление сирот американскими гражданами. Как думаете, с чем связана такая активизация законодательной деятельности?

Законы и суды у нас нужны для того, чтобы при необходимости любого человека можно было обвинить в чем угодно.

А Вас обвиняли? В пропаганде чего-нибудь, например.

Официально – ни разу. А так журналисты любили поговорить о том, что “Агата Кристи” довела кого-нибудь до самоубийства. Впрочем, к статье Уголовного кодекса “Доведение до самоубийства” это не имеет вообще никакого отношения. Такие обвинения не стоят внимания. Кроме этого, меня регулярно называют наркоманом, фашистом, врагом системы и еще бог знает кем. По этому поводу я даже придумал себе одно емкое название — анархофашист. К сожалению, оказалось, что до меня это определение уже существовало: как такового подобного движения нет, но труды по нему существуют.

Около месяца назад в Москве появился первый палаточный лагерь для временного содержания нелегальных мигрантов. Слышали об этом что-нибудь?

Нет, я не смотрю телевизор. Точнее, смотрю, но не новостные передачи.

Тогда я расскажу Вам. Суть в том, что власти перед выборами начал решать проблему нелегальной миграции, которая так беспокоит москвичей. Для этого столичная полиция начала тысячные задержания гастарбайтеров.

Зачем это? Можно подумать, Собянин и так не станет мэром. С мигрантами все понятно — дешевая рабочая сила, которая выгодна. Именно поэтому тех, кто реально работает, в этих лагерях содержать не будут. Соберут вьетнамцев, сирийцев – кого угодно, а таджиков и узбеков, которых мы постоянно видим на улицах, не тронут. Потому что они выгодны. А эти несчастные, вечно голодные люди, в свою очередь начнут понемногу звереть, они уже становятся люмпенами — формируется новый деклассированный пролетариат. И такие группировки выгодны власти, которая любит стравливать одних с другими: фашисты будут резать антифашистов, русские — нерусских и наоборот.

У вас есть московская прописка? Голосовать будете?

Нет московской прописки. Сейчас призывать не голосовать запрещено законом. Поэтому я просто констатирую факт – я не голосую. Это происходит с тех пор, как Ельцина избрали на второй срок. Может, это, конечно, было и правда, но почему-то мне кажется, что рейтинг того же Зюганова был выше. А уж когда за несколько месяцев никому не известный чиновник ФСБ становится премьер-министром, и это происходит после победоносной войны и “случайных” взрывов домов – это уж совсем. Зачем в таких условиях голосовать?

Мама у меня специально ходила на думские выборы, чтобы испортить бюллетень. Она сказала, что сделала так, чтобы никакая “Единая Россия” ее бюллетень не использовала.

А что думаете по поводу выборов мэра Москвы?

Ясно, кто будет мэром. Его единственный конкурент вечно под судом и существенно ограничен в ведении своей предвыборной кампании.

Но рейтинги Навального очень быстро растут.

Рейтинги растут, но до выборов, мне кажется, он не дойдет. В любом случае — дойдет или нет — все это будут игры Кремля, которые нам, простым смертным, не понять. Существует столько подводных камней, что учесть их все нам с вами невозможно. Да и в Кремле одна группировка знает одни подводные камни, их противники — другие.

Думаете, нет смысла рассуждать о политике издалека, не находясь внутри госаппарата?

Можно, конечно, придумывать разные объяснения и версии событиям, но это будет далеко от истины.

Можно сделать из этого полноценное хобби — собираться вечерами в тайном месте и рассуждать.

Ага, вечеринка конспирологов.

Так ведь этим и занимается обычно русская интеллигенция.

Ну да. Я не интеллигент, поэтому мне проще.

Как бы Вы определили интеллигента?

А я его не определяю, я чувствую, что я не он.

А он — это кто?

Интеллигент.

А он какой?

В очках и шляпе.

Шляпа у вас – вот.

А это, видите, полуфуражка-полукепка, а не шляпа. На ней череп — интеллигенты такие не носят.

Представьте, что Вам предлагают стать президентом. Ваша реакция?

Я откажусь от власти. Мне хватает той, которая у меня уже есть. Она иллюзорна, конечно, но я все-таки влияю на то, что люди думают. Я вижу, как они меняются, когда слушают нашу музыку. Замечаю это, когда наблюдаю на наших концертах взрослых людей, которые разделяют наши взгляды. Более молодые поклонники, может они и не все понимают, но они чувствуют то, о чем мы поем. И это важно. Когда мне было 8 лет, я слушал британскую рок-музыку, конечно, ни слова не понимал. Но это не было так важно, я знал, что чувствую посыл, message — это главное.

Да, и не хочу, чтобы у тех, кто не слышал нашей музыки, сложилось впечатление, что The Matrixx — это исключительно политическая группа и я говорю о протестах только в этом контексте. Абсолютно нет.

Не могу не спросить про Вадима Самойлова, которого регулярно обвиняют в сотрудничестве с властью.

Мы с ним, можно сказать, прожили 22 года: вместе проводили гастроли, концерты, записи, переговоры, споры — все. Свободное от всего этого время мы, конечно, проводили отдельно друг от друга. И сейчас, в общем, ничего не изменилось, просто у нас исчезла совместная работа, а помимо этого мы и раньше не общались.

“Я все-таки влияю на то, что люди думают. Я вижу, как они меняются, когда слушают нашу музыку. Замечаю это, когда наблюдаю на наших концертах взрослых людей, которые разделяют наши взгляды. Более молодые поклонники, может они и не все понимают, но они чувствуют то, о чем мы поем.”

Мой подростковый возраст и его юность прошли в разных городах – у нас достаточно большая разница в возрасте. Пока я учился в школе в городе Асбест, Вадик учился в институте в Екатеринбурге. Мы не взрослели вместе — не было общего воспитания. Но главное, что нас очень крепко связывало, это любовь к музыке. У нас всегда были разные политические предпочтения. Я не считаю, что с властью можно договориться, а Вадим идет на диалог.

Как происходит написание песен?

Я каждый раз не понимаю, как это происходит. Каждый раз, когда осознаю, что мне хочется написать альбом (причем я мыслю не песнями, а альбомами), боюсь, что у меня не получится. Это не кокетство – у меня так было всегда, начиная с “Агаты Кристи”.

Я все-таки влияю на то, что люди думают. Я вижу, как они меняются, когда слушают нашу музыку. Замечаю это, когда наблюдаю на наших концертах взрослых людей, которые разделяют наши взгляды. Более молодые поклонники, может они и не все понимают, но они чувствуют то, о чем мы поем.

А после нее – еще одна. Поясню: хорошая – это та, которая мне нравится, то есть все очень субъективно.

Что первично: музыка или текст?

У меня в песнях всегда первична музыка, но при этом я пишу стихи. Или даже не стал бы называть это стихами… Просто нечто без музыки, иногда рифмованное, иногда нет, иногда с размером, иногда без него. Но пишу. Это своего рода поток сознания. У меня даже бывают творческие вечера. К стихам у меня особое отношение. В них постфактум я ничего нарочно не правлю: как с первого раза написал, так и остается. Отношение к песням у меня совершенно другое, гораздо более строгое. Там текст должен быть лаконичным, емким, поэтому правлю его несколько раз.

Во что превратился современный русский рок?

Русский рок мутировал в нечто очень форматное и одинаковое.

Раньше эта музыка была намного разнообразнее, чем то, что крутится на радио. Все они сейчас больше похожи друг на друга, чем музыканты, которые играли в 80-х годах.

Как думаете, почему? Тогда в России тоже было все очень неоднозначно: как и сейчас, перемен требовали наши сердца.

А вот не знаю. Может, это связано с тем, что тогда не было надежды пробиться на большую сцену, поэтому люди позволяли себе любые эксперименты. А сейчас возможность пробиться есть, и она зависит от радиостанций, ротаций и прочего. Поэтому рок-музыканты стараются соответствовать понятию “русский рок”.

Капитализм испортил?

Да. Тогда ведь было так, что музыканты жили в нищете. Может быть, это было полезно для творчества, но постоянное давление и преследование со стороны органов не делало их жизнь хорошей.