Теперь иду я из казармы в кризах, в кирзах, в башмаках; с мышьяком в зубах, с книжками подмышками, с
кинжалами в щиколотках, рёбрах и лодыжках, с щелкунчиком меж ног и с грецкими орехами в карманах. Трамваем,
причиняющим травмы, троллейбусом по троллям, по мумиям и фараонам. Ступаю через эстрады стюардом я по
автострадам; иду через мосты я мастаком по мостовым; иду магистром я по магистралям; троллем с триппером
наперевес, - триллером шагаю; ансамблем через ассамблеи я иду. С беззубым, безглазым, безликим лицом по мира
улицам. Стадом, ордой зубров по зёбрам. Спектром света сквозь голые, голодные, холодные проспекты. Иду я диким
табуном кабанов, иду по скользким автобанам; шагаю в омут с головой, пешком в припрыжку в глухую пропасть
окунем я окунаюсь, где в самой чёрной дыре, - самое чёрное, глухонемое солнце ухмылялось, где ликование
мгновенья каждого, в котором, в последний раз свой, взрывается заря, и вспышкой света затмевает мир.
Галактика ослепла. Галактика погрязла в черном дыме и огне, в яркой зарнице мирозданья.
Мерцанье звезд. Вселенной трепет.
