Родился 3 апреля 1963 в Свердловске. Мама - бухгалтер на заводе, отец -
слесарь какого-то большого разряда. Ходил во всевозможные секции и кружки - начиная с художественной
школы и радиокружка, где мы собирали модели всяких танков и самолетов. Кроме того, была секция
самбо, бокса, отряд "Каравелла", походы на яхтах и так далее. Учился в школе N 17 города Свердловска
- до 8 класса, а потом - монтажный техникум. С рисованием я быстро успокоился. Года 2-3, и все. У
меня осталась куча рисунков, а последние были связаны с индейцами.
У меня осталась куча
рисунков, а последние были связаны с индейцами. Вот тогда началось увлечение луками и ножами. Я
делал наконечники для стрел - естественно, мне помогал отец, хороший слесарь, он сделал мне
изумительные наконечники, настоящие, стальные, я ими заборы прошибал - это лет в 10-11. И что-то
меня уберегло - однажды я не попал в человека. Во дворе хулиган обидел каких-то ребят, - а у нас был
довольно сплоченный коллектив, - и мы давай его гонять. Он рванул - и как-то неосознанно я выхватил
лук, пальнул по нему, стрела пробила водосточную трубу. И тогда до меня дошло - в принципе она могла
пробить и его. Я примерно представил себе последствия и с той поры кидал ножи и стрелял только в
заборы.
В индейцев играли. Кино покажут, все - "а-а-а!" - надевать уборы, и вперед. А я к делу серьезно подходил. Прочитал книгу, сделал бумеранг по чертежам, вышел на корт. И давай его пускать. И чего-то он правильный сильно был, все время в меня попадал. Один раз я увернулся и побежал от него, так он все-таки все равно попал - по ноге, где сухожилие. Ходил я потом плохо, но уже понял, что бегать от него бесполезно.
Когда я после школы поступил на завод,
страсть-то моя осталась - я нашел какую-то сталь высоколегированную и начал из нее точить нож.
Точился он плохо, поскольку сталь была хорошая. Но я сделал себе такой нож! Отполировал его,
оставалось только рукоятку сделать. С завода пошел я на танцы - рядом парк был культуры и отдыха. А
был я в пиджаке - времена-то какие! А по карманам - завод производил ножи, перочинные, еще какие-то,
я не помню, зачем они мне понадобились, в общем, я по карманам натолкал их, хотел дома выложить. А
до дома не дошел, встретился с друзьями и пошел на танцы. Рядом была какая-то драка - как обычно на
танцах в темноте и происходит. Всех загребли в милицию, начали обыскивать. И вот каково же было
удивление милиционеров, когда они вытащили у меня из карманов шесть ножей - пять заводских ножей, и
один мой, настоящий честный. Я там был преступником number 1! Повезли в отделение, сняли отпечатки
пальцев, проверили, не в розыске ли. Говорят:
- Ты что, у тебя ТАКОЙ нож! Ты представляешь, что у
тебя за нож?
- Представляю, сам делал!
- А как ты хотел им воспользоваться?...
- Ну
хочется мне нож, вот бы я к нему еще рукоятку сделал, ножны... Предмет искусства, еще зная,
насколько он прочный!..
Потом привезли родителей меня забирать, но, так как они были во мне
уверены, то отнеслись к этому достаточно спокойно. А у меня там впечатлений хватило - рядом зэки
какие-то были, жуткие совершенно, выпасть сразу в такой мир - с танцев - и бабах туда! Именно тогда
у меня аллергия появилась на такие вещи, со всем этим связываться никак не хотелось.
-
А пение под гитару во дворе?
Конешшшно... Вот тут-то и началось самое главное. Во дворе
кто-то мне показал эти самые три аккорда, а потом досталась мне книжка, в которой аккорды были
точечками нарисованы на ладах. Ну, я отлично в этом деле разобрался. У нас построили детский садик -
это же кладезь просто, собираться на верандочках и там петь!
А потом девочки у нас во дворе расцвели, и начался период ухаживания. В те времена это делалось красиво и, естественно, сопровождалось песнями. Такие серенады. У меня приятель был, жуткий хулиган - вот у нас дуэт был, то он на соло-гитаре, то я. "Там где клен шумит", из "Оркестра Поля Мориа" какие-то темы. Усиленно исполнялись "Генералы песчаных карьеров".
- А "Портрет работы Пабло
Пикассо"?!
Был! Потом период с гитарами закончился. Появились магнитофоны первые и записи за
деньги. Тогда все еще было запрещено. Я стал обладателем этих записей. А деньги... стипендию всю на
это дело тратил. Я, сколько себя помню, никогда не был без денег. Грузчиками ходили работать на
конфетную фабрику, например. Барабанить еще в школе начал - вынос знамени, занос. Потом - гитара.
Потом - уже в техникуме ("монтаж подъемно-транспортных машин и оборудования", это лифты и канатные
дороги) - группа. В нашей учебной группе на 25 человек было три группы. Потом осталась одна - из
тех, кто более или менее был знаком с аккордами и мог хоть что-то сыграть и спеть. Я однажды тоже на
каком-то конкурсе пел, после чего руководитель мне сказал - ты лучше играй! Ну, я и сам слышал свое
пение. Потом на репетиции барабанщик не смог что-то сыграть. Ему объясняли - объясняли, он говорит -
вот сядь и сыграй. Я сел да и сыграл. Барабанщик обиделся и ушел. Так я остался за барабанами.
Сначала надо мной смеялись. А через полгода перестали, у меня как-то быстро дело пошло. Потом
появился руководитель, который познакомил меня с джаз-роком - "Махавишну оркестра". Вот с чего я
начал слушать музыку. А уже через это подходить к нормальным рокешным делам.
А потом, однажды - а к тому я моменту играл в джаз-роковом коллективе - помогал гитаристу поступать в музыкальное училище. Я с ним отыграл, после чего подходит ко мне зав.эстрадным отделением и спрашивает: "Почему барабанщик не поступает?" Я отвечаю: " Почему нет?" Взяли меня сразу на второй курс, а я ни бельмеса, ни одной ноты не знаю! Ничего понять не мог, что они говорят - "вторые ступени, ведьмые пониженные..." Пришлось посещать сразу первый и второй курс, конечно, это было самое безрадостное - целыми днями находиться в училище. А через два месяца меня забрали в армию.
А в "Трек" я приходил два раза. На каком-то фестивале, вроде на первом АРХИ, я играл с техникумовской командой роковую программу. И меня увидел Женя Димов, идеолог и барабанщик "Трека". У него к тому моменту были проблемы со спиной, и он не мог играть. Ему была нужна замена. Вот. Он со мной позанимался, потом вроде у него стало все нормально, потом неувязочка у нас вышла, я обиделся, он снова стал играть, а я вернулся в свою команду. Потом Женя пришел звать меня назад. Я - ни в какую. Он говорит : "Ну поедем, хоть поговорим. Просто оболтаем. Просто поиграем на барабанах." На этом он меня и поймал. Приехали, а там барабаны стоят - такие... Похоже, он гипнотизер был. То есть имел некие гипнотические силы. Аура какая-то совершенно странная. Техника игры у него ыла особая, удар, которого я ни у кого не слышал ни тогда, ни сейчас. Очень странная штука. Начали заниматься этим. Оказалось, что-то медитативное в этом было. Доставать звук из барабана. У него была своя теория -откуда у него звук-то такой появлялся. Это был действительно очень странный звук. И очень убедительный. Доставать звук из барабана, не вбивать его туда, а вытаскивать. И вот с этим было связано очень много занятий. Было, например, такое упражнение, когда я сидел на верхнем этаже университета - город весь передо мной. Он говорил: "Представь, что перед тобой барабан. Весь город - это барабан, и он должен зазвучать, полностью, всем объемом - ты должен его заставить." И я сидел и пытался достать этот звук. А у него получалось.
На одной из репетиций мы позанимались,
партии были очень кривые, сложные, но самое интересное было, когда они начинали получаться. А на
одной из репетиций я почувствовал, что улетаю. Получается вместе, и все это почувствовали. Ведь все
очень не хотели со мной играть - новый человек, коллектив очень сложный, интеллектуальный,
университетский... Им неинтересно было возиться. И вдруг они на одной из репетиций почувствовали -
масть пошла, поймали! И я почувствовал , чувствую - улетаю. И вот начиная с того момента я начал
бороться. До этого Женька меня тянул, нормальная тяжелая работа, а вот потом ты преодолеваешь
какой-то этап, и ты знаешь, ЧТО будет. Я перешел эту грань, и у меня получилось. Лучше это делать с
руководителем, потому что человек слаб. Теперь я знаю, как работать. Я знаю, что нужно себя силой
заставлять, я знаю, ЧТО получится в итоге. И это, я думаю, самое главное, чему Женька меня научил -
он научил меня учиться. Начало было положено - я уже знал примерно, что я хочу. А потом - армия.
Женька снова захотел играть в "Треке", а они... Мне рассказывали потом, у них произошел перелом, и
почувствовав что-то другое, к старому возвращаться они не смогли. И поэтому... Гитарист ушел в
филармонию, музыкальный идеолог занялся преподаванием, и группа, по сути дела, развалилась. Обидно
страшно. А когда вернулся из армии (ВВС, обеспечение полетов)... Сейчас, я думаю, что во мне что-то
сломалось в плане физиологии. Человек до какого-то возраста развивается, и пока это происходит, весь
мышечный аппарат можно чуть-чуть подстроить, перестроить. Я уходил в армию самым перспективным
барабанщиком в городе Свердловске, был подъем, пик. Когда я пришел, я слушал про себя легенды. А
когда в вернулся в училище - ничего сыграть не мог. Эти два года... Мало того, что просто
выброшенные, я и восстановиться-то не могу, мне для этого нужен период довольно жестких
занятий!
И Женьки рядом не было, который мог заставить, погрузить и заставить. Перешагнуть эту
черту. Кто-то должен тебя провести. Этого не было.
Я купил себе барабаны - на деньги,
которые моя тетя отложила себе на похороны. Приехал, и говорю - тетя Катя, надо! Она говорит :
-
Ты понимаешь, это же...э...
- Ну надо!
- Дак...
- Я отдам!
- Когда?
- Не знаю, когда.
Теть Кать, ты ж не умрешь, пока я не отдам!
Факт тот, что в то лето, купив барабаны, один
день я работал грузчиком, а следующий - занимался. Часа два-три приводил руки в порядок, а потом
только получалось.
А потом играл с "Урфин Джусом". Поехали по городам и весям. Был у нас заплыв
в Тюмени, 10 концертов на одной площадке. Это последние гастроли были. Сашка (Пантыкин) на первом же
концерте сорвал голос, и оставшиеся 9 мы работали с безголосым солистом, на ходу придумывая
инструментальные вещи. А потом те граждане, с которыми у нас был контракт, заявили - срочно написать
пару хитов типа "Я хочу быть с тобой". "Саш, ну вот срочно, ты же композитор, напиши!"
Но ведь
это как бывает - надо постоянно заниматься, пишется - не пишется, все равно - мысли есть, ты их
выкладываешь, выкладываешь, на каком-то этапе все совпадает, и получается нечто такое, о чем не
задумывался, может, свыше приходит. И ты понимаешь - вот оно, настоящее. Все остальное - хорошо
сработанное, интересное, нормальный средний материал, а это - откровение какое-то.
Сашка в то время начал строить первую в Свердловске студию, и ему было как бы не до этого. Был один день, когда я настоял, и мы попытались. В конце концов по ноте собрали песню. Проколбасились с ней до вечера, и вдруг почувствовали, что она начала работать. Поймали ощущение, клубок раскрутился. И в это время его сынишка забежал в комнату: "Папа, папа, ужинать пора!" И прыгает по дивану. А там тройник, в нем еще несколько тройников, а туда подключены клавиши, секвенцеры, обработки... И задел эту штуку - мы смотрим, у нас на компьютере сбрасывает всю информацию. Сашка как закричит, перепугал, кончено, ребенка, успокоил, и говорит: "НИКОГДА здесь не прыгай". Ну и все, мы обломались. Собрать все это никто бы уже не смог - это была не песня, а набор ощущений, по ноткам, как вот Ферри пишет. Все, после этого "Урфин Джус" начал тихо умирать.
Потом я какое-то время ничего не делал. Потом был очень интересный опыт. На фестивале я услышал одного человека, не хочу его называть - и понял, как эту музыку можно сделать, чтобы она начала качать. Не хватало ритмической структуры, и чуть-чуть нотный материал нужно было подрезать, оставить все самое-самое, квинтэссенцию. И вдруг один мой приятель оказался его спонсором и предложил поработать. Мы начали. Тогда я для себя высянил, что...
Вот говорится - ты же профессионал, ты можешь сыграть все. Но я не знаю таких людей. Как у каждого человека есть своя структура, конституция - точно также и в музыке у всех своя конституция. В одной музыке они чувствуют и выражают себя органично. Когда же человек переходит в другую, то, если он очень активный, то он тоже начинает себя как-то проявлять и там. Но, все равно, это будет выглядеть неестественно. Может быть убедительным, но гармонии в этом нет. Ну и обидно за таких людей, когда они врываются в другую сферу и начинают чуть-чуть ломаться. Вот это я знаю, вот тут я совершенно спокойно чувствую, что надо делать. Я попадаю в другую музыку и перестаю это знать. Я помню это ощущение, когда ты ЗНАЕШЬ и можешь совершенно спокойно говорить: НЕТ, ЭТО НЕ ТАК, А ДОЛЖНО БЫТЬ ВОТ КАК.
Пантыкин меня сначала не понимал с этим проектом, потом, через полгода, на фестивале послушал и говорит: "Теперь я знаю, чем ты занимался, вижу, что не зря время потеряно".
Потом я играл с "Апрельским маршем". От "Агаты" уже было предложение и предварительный разговор, и было время поиграть с "Апрельским маршем". Там тоже... я смуту внес. Ну не понравилась мне ритмическая структура! Я попросил поменять бас. Поиграли - лучше стало. Чувствую - задвигалось, пошло, к этому бы еще гитару и клавиши поменять... Гитарист говорит - "ты хитрый очень, сначала меняешь барабаны, а потом из-за них меняется бас, гитара, и так далее, и вокальную нитку тоже прийдется поменять". Но все же говорят, что лучше! Месяца три я с ними играл. Я почувствовал, что, должно быть, увидел стержень, на котором все должно держаться, сверху вся эта мелодика, а у "Апрельского марша" она как бы расцвечена, там такой столб шел! А потом с "Агатой" понеслось-покатилось.
КОММЕНТАРИЙ
Неясно, откуда взялась "Судьба барабанщика", но
ясно, что - Судьба, и что - Барабанщика. Когда-то в Свердловске была экспериментальная студия
"Сонанс". Потом из нее получились две главные свердловские группы - "Трек" и "Урфин Джус". Из
которых уже получилось все остальное, и одним из первых -"Кабинет". А также "Проект Александра
Пантыкина", он же - "ПАП". Ну вот, Котов во всех этих коллективах и играл.