|
Мы прожили в огне десять тысячелетий,
В наших странных глазах отражались костры,
А в них книги горели – возня междометий,
На чужом пепелище ненашей войны.
Мы могли почти всё – быть сильней и петь громче,
И не думали, что отдаём за сейчас,
Мы хотели весь мир оборвать от злой порчи –
И забыли, что это хотели до нас.
Только кто-то пробил стены дробью отдушин,
Разломал пыльно-ржавую жесть потолка.
Он, наверное, думал, что так будет лучше,
Но нам лучше не стало – наверно, пока?
У нас воздух другой, только прежние звёзды
И всё та же сухая – под снегом – земля.
Дремлет в складках одежды, седой и промозглый,
Аритмичный сквозняк позапрошлого дня.
Он трещит на зубах, вместе с пылью и пеплом,
Он морозит, в трахею вгоняя иглу,
Тащит, мучит и рвёт в хороводе нелепом,
И душа, как собака, орёт на луну.
Всё давно решено и уже не согреться
Жизнь лишилась свободы не знать наперёд
Дремлет сонно душа, не сумев загореться
Горький дым и зола, и пустой небосвод.
Мы не стали другими, а вера – короче,
Разве жизнь на чуть-чуть – на обломок мечты,
Только улей души декабрём разворочен,
В нём, как мёртвые пчёлы лежат наши сны.
В лабиринте глухом сердце бьётся о стены
И выходит из счёта секунд наугад,
Обрывается вниз и из бешенной пены
Восстаёт – но не тем. Не вернуться назад.
Я давно потерялась, я мыслю нелепо
Смёрзлись чувства внутри и вся сила ушла.
Мы стоим у двери, как у логова склепа,
Расстаёмся – на время? Уже навсегда.
Это просто и страшно – судьбу перемучить,
Это слишком обычно – себя пережить.
Мы друг другу совсем не сумели наскучить.
Очень жаль – так бы проще смоглось не любить.
Но я знаю, что тени не пишут историй,
Но я знаю, что кости не греет весна.
И поэтому даже любовь – крематорий:
Не сумев разбудить, выжигает дотла
|