|
- Посмотри в мои светящиеся глаза и скажи, что любишь меня, - прошептала девушка.
И лишь когда она сняла с него чёрные очки, она увидела белые, как молоко, яблоки глаз и зеркально-безжизненные, словно стёкла траурного лимузина, зрачки любимого. Тут она вдруг поняла, что он никогда не сможет увидеть её прекрасные сине-зелёные, перламутровые, влажные, как росистое поле, глаза. И ей стало обидно, обидно до слёз. Она отстранилась от него и закричала. И этот вопль отчаянья прокатился по серой улице, воскрешая мёртвые звуки жестокого города. Но он ничего не ответил. Он стоял так же неподвижно, улыбаясь и думая о чём-то своём. В отчаянье безысходности она сорвала со своей шеи крест и изо всех сил бросила его в витрину чуть левее него, и она чувствовала, как острые грани её оберега режут на части тонкое стекло. Каменная улица зазвучала неслыханным ранее воем сирен, доносящихся из магазина.
Она думала, что он ушёл, так тихо вдруг стало вокруг. Он и не думал уходить. Он всё также стоял, прислоняясь к кирпично-красной двери магазина, и смотрел невидящими глазами в широкую и непонятную даль. Теперь было темно. Очень темно. Она ничего не видела, и мертвенный холод вдруг поглотил её, засосав в водоворот боли и смерти. Она чувствовала на губах солёную кровь и знала, что это её кровь.
- Скажи что-нибудь! – прокричала она настолько громко, что оставшаяся часть витрины снова загудела, но удержалась от падения, и лишь самые мелкие осколки посыпались на землю звонким серебристым дождём. Её голос был хриплый и вязкий от выпитого вина. Она прокричала ещё раз, но он ей не ответил. Он и не мог ей ответить. Мертвый пластмасс не говорит.
До каких пор мы будем покланяться кумирам, вылепленным из пластилина? И сколько ей ещё нужно кричать, чтобы тот, кого она зовёт, ответил ей?
|