|
Пустой. Одноразовый. Стакан из кофейного автомата.
Пустой стаканчик из кофейного автомата. Здоровенная английская булавка. Моя рука.
Пытаюсь вымещать агрессию, боль, усталость. В нем уже нет кофе. Его существование потеряло даже самый надуманный смысл.
Спросите, зачем я все это пишу? Ну да, графомания это болезнь. Еще Антон Павлович Чехов наказывал лупить каждого новорожденного, чтобы внушить ему, что быть писателем плохо. Быть графоманом еще хуже, уж поверьте.
Я продолжаю тыкать булавкой в пустой стакан.
Гуманизм в чистом виде.
Пластик уже треснул в нескольких местах; если бы эта жалкая посудина умела говорить, она бы давно призналась в том, что она ведьма, или, как минимум, убила Кенни.
Если я напишу, что я себе представлю в этот момент, рискую быть изолированной от общества. В лучшем случае, мне пропишут таблетки с кучей побочных эффектов и постельный режим.
Я не напишу.
Эгоизм в чистом виде.
Булавка снова пронзает стакан. Впивается мне в подушечку пальца. Выступает кровь.
Пронзает…впивается…выступает… Эммануэль какая-то выходит… а я так хотела думать о высоком. О пластиковых стаканах.
Я не чувствую вкуса крови, его перебивает кофе. Не больно. И даже не приятно. Как-то никак.
Изуродованный стакан трещит в моих руках. Становлюсь на него каблуком. Красиво. Этакая изящная иллюстрация к нытью какого-нибудь хлюпика о женщине-вамп, разбившей его дохленькое сердце ради удовольствия.
Я не маньяк. Я разбиваю одноразовые стаканчики, а не сердца.
Я не напишу., о чем я думаю в этот момент.
Это даже не эгоизм, нет. Это альтруизм.
В чистом виде.
И вот пластиковый страдалец стал объектом искусства. Сомнительного, дилетантского, но искусства. Работай на камеру, детка! Не верю! Больше чувств, эмоций, экспрессии!
Покажи как тебе больно. Покажи, как больно мне. Искупи грехи всех одноразовых стаканчиков! Они символ нашего общества потребления. Они грязны в своей сути.
Тебе же выпала такая великая честь – умереть в муках непонятно за что.
Нервно хихикаю. Мда, думается мне, немного отдохнуть не помешало бы.
Обезображенный трупик жалобно смотрит на меня из-под парты.
Думаешь, ты первый?! Думаешь, ты последний?!
Несколько десятков искореженных и вывернутых наизнанку собратьев смогли бы тебя разочаровать. Конечно, смогли бы. Если б умели говорить. Если бы не были уже выброшены. Если б им было не пох*й на тебя.
Я могла бы сделать исключение. Устроить торжественные похороны и пышные поминки.
Зарыть стакан под моим окном, разбить на его могиле клумбу из белых роз…
Но мне тоже пох*й. Кого вообще интересуют мальчики для битья?! Ты мог б поплакать каким-нибудь полимером…
Вот только получается, что ты сильнее, потому что не живой. Разница в смысле твоего и моего существования не так уж и велика, как кажется. Это то и грустно
Тело тоже что-то вроде одноразовой емкости…душа что-то вроде кофе…
Естественно, черный и без сахара. Крепкий и невкусный.
Такой, как я всегда пью.
Выхожу из аудитории. Остаешься там.
Я не напишу, о чем я сейчас думаю. Вовсе не потому, что боюсь психушки или простого непонимания. В данный момент, единственное, чего я боюсь - сессия.
Я просто не напишу.
|