[@ТрансильванкА]

РАЗРУШАЯ ЗАКОНЫ

Мартин Гор из “Depeche Mode” вспоминает оборудование, оставленное по пути ко всемирно доминировавшему на стадионах электронному альбому 1990 года ‘Violator’.

Впервые я заинтересовался электронной музыкой, когда мне было около шестнадцати. И, само собой, начал с “Kraftwerk”. Позже один из моих друзей купил синтезатор, и мы начали слушать раннюю электронную сцену, например, ‘The Dignity of Labour’” The Human League”. А в 1979 году я попал на концерт “The Human League” и был очень восхищен: я увидел людей, играющих на синтезаторах и стоящих на сцене. Так что после этого я пошел и купил себе дешевенькую Yamaha CS-5, потому что она была единственным, что я мог себе позволить.

Я был очарован возможностью создавать новые звуки. Было ощущение, будто я перемещаюсь в будущее, делая что-то, чего не делал раньше. Я играл в группах с тринадцати, всегда играл на гитаре, не делая ничего революционного. Панк казался революционным, а после панка казалось, что электронная музыка заняла его место.

В “Depeche Mode” мы начали играть очень молодыми и вели очень скрытную жизнь. Затем мы пробились к огням рамп. Винс (Кларк) ушел внезапно (после ‘Speak&Spell’), и я не думаю, что мы особенно много думали о том, какие же мы обиженные на весь мир.

К моменту начала работы над ‘Construction Time Again’ мы много попутешествовали, в какой-то мере повзрослели и думали, что пора начать смотреть на вещи более серьезно. Нахождение рядом с Дэниэлом Миллером, главой “Mute” было большой частью нашего взросления. Мы до сих пор слушаем все, что он говорит. Он открыл нам много вещей, о которых раньше мы и не подозревали. Я помню, мы слушали в машине Дэниэла ‘Alles Ist Gut’ “DAF” (немецкой электро-панк команды), и я подумал: «Ого! Это же поразительно!»

Эти песни не прошли впустую, как ранние песни. Все, что мы делали попадало в область поп-музыки, но, возможно, мы иногда находимся на ее периферии. А появление сэмплера открыло новые просторы. Это было действительно веселое время. Мы, наверное, проводили за сэмплированием столько времени сколько, делая музыку. Мы сэмплировали все и вся, что попадало нам в руки. Все просто валялось в студии – например, можно сделать перкуссию из столовых приборов. Мы выходили с отбойными молоткам на пустыри и начинали крушить куски металла. И музыка создавалась изо всех этих разнообразных звуковых элементов. В ‘People Are People’, к примеру, начальная атака бас-бочки – это звук удара по металлу, сращенный со звуком обычной бас-бочки. Вроде бы просто, но до этого времени такие вещи было действительно сложно сделать.

Мы использовали Emulator (восьмибитный сэмплер), который был удивительной вещью для тех времен, но, оглядываясь назад, можно сказать, что он был очень ограниченным. Нужно было сохранять один звук на громоздкую дискету. Это было время, когда, работая на чем-то, ты забывал нажать «Сохранить» и думал: «Чёрт! Я же только что угробил все, что сделал за день!». А примерно в 1982-м мы использовали прототип PPG (один из первых цифровых синтезаторов) на живых выступлениях, и это было очень ненадежно. “Kraftwerk” однажды пришли посмотреть на нас, когда мы играли где-то в Германии, и PPG на первой песне умер и больше не оживал. Это был один из ужаснейших концертов когда либо нами сыгранных.

С 1981 по 1983 мы чувствовали, что у нас нет никаких надежд на Америку. Каждое интервью было похоже на битву с кем-то, кто корчил из себя Брюса Спрингстина и не считал, что электронная музыка может быть настоящей музыкой. Мы боялись, идя на каждое интервью. Но примерно в эпоху ‘Some Great Reward’ мы приехали в Штаты и поняли, что альтернативная музыка пошла на взлет, а мы стали знаменоносцами этой новой сцены. Там было огромное количество альтернативных радиостанций, игравших нашу музыку, “The Smiths” и “The Cure”. И это было здорово для того, чтобы делать что-то другое.

‘Black Celebration’ для меня был первым альбомом, когда мы стали делать все песни вместе. Мы были на высоте, потому что начали получать всемирную известность. Мы вернулись в Берлин, начали работать с Дэниэлом Миллером и Гаретом Джонсом и все снова стало на свои места. Дэниэл купил Synclavier (полифонический сэмплер), который для тех времен был просто огромным чудом. Он открыл нам еще больше возможностей. Для ‘Stripped’ мы брали микрофоны, шли на улицу и просили Дэйва завести его машину. Мы запускали фейерверки. Гарет был очень захвачен работой, так что если у нас появлялась идея, то он начинал бегать и настраивать разные микрофоны, устанавливая их так, чтобы они самым лучшим образом уловили траекторию полета фейерверков. Удивительно, сколько у Гарета было энергии. Если он оставался с нами, то мы уходили: «Похоже, действительно хорошая идея, но у нас нет времени беспокоиться о том, как установить микрофоны вверх!»

Я думаю, было действительно важно, что мы были там, делая живые выступления, которых не делал никто, особенно в Америке. По-моему, люди были шокированы, когда они приходили на шоу и видели ребят, симпатично застывших перед клавишами, играющих электронную музыку, это было действительно волнующе. Дэйв был огромной частью этого. Он был человеческим элементом, привлекавшим аудиторию, когда ничего не происходило.

Перед ‘Violator’я посещал много клубов. На рэйв-сцене происходило много всего и я был под ее влиянием до определенного момента, однако мы не были осведомлены о Детройтской техно-сцене. Когда журнал “The Face” отправил нас в Детройт, чтобы встретиться с Дэрриком Мэем, мы знали, кто он такой, но не были его фанатами. Я был более готов к изменениям песен с ‘Violator’. И это была не только переделка демо-версий с более хорошим звуком. Это больше: «Давйте работать над этим, как группа». К тому моменту я был рад показывать новые идеи и работать над ними, но когда дело доходило до тонкостей аранжировки, или как называл это Флад «работы гаечным ключом», я становился сумасшедшим. Это были дни кропотливой работы, но они оставили потрясающее чувство.

Обычно я начинал с нескольких аккордов или атмосферы песни, а потом начинал петь. Исходная демо-версия ‘Enjoy The Silence’ была очень медленной и минималистичной – только я и фисгармония – и Алан предложил идею положить на это бит. Мы добавили еще аккордов и Алан с Фладом сказали: «А почему бы тебе не сыграть на гитаре поверх всего этого?» Вот тогда я и придумал рифф. Я думаю, что это был единственный раз в истории группы, когда мы все посмотрели друг на друга и сказали: «По-моему, это должно стать хитом». К тому моменту мы проделали большую работу. Мы выпускали альбомы почти каждый год в восьмидесятые, и я думаю, что это помогло создать нам фанбазу, поэтому мы были на гребне, когда вышел ‘Violator’. Иногда нужно осознать, что находишься в нужном месте в нужное время.

Электронная музыка, казалось, будет делать то же, что казалось захватывающим в панк-роке, но делать это в футуристическом духе. И я не могу понять, как все это могло быть таким великим, каким стало. Я мог видеть электронную музыку процветающей, но в 1981-м был шок, когда “Soft Cell” взорвали хит-парады, да и ‘Tainted Love’ до сих пор андеграундно звучит для меня. И даже в наши дни вы никуда не сможете уйти от нее.