[@Шива]

Все имена и люди существуют.
Все события и связи вымышлены.

Автомобиль несся по шоссе. Бескрайнее море степи – жаркой, желтой, жадной – утыкалось острым бумажным краем в светящееся от зноя небо. В машине наконец-то опять было четверо: больше никого не ждали. Не ждали никого и ничто двое новых пассажиров. Петя и Женя. Но сразу после представления они попросили подобравших их Алёну и Халвомёса выделить им пару часов и заднее сидение. Халвомёс, расположенный к излишнему состраданию в таких случаях, благодушно перебрался на правое переднее сидение, где с этим состраданием и уснул.
Алёна жала на газ и вспоминала. Чем сильнее она понимала то, что воспоминания так и останутся воспоминаниями, тем сильнее она жала на газ.
В памяти всплыла улыбка Кирилла, с которой он попросил ее о помощи, вспомнились его первые слова: «Слишком твердо я стою на земле. Я слишком на ней стою». Тогда они были с Халвомёсом вдвоем. Кирилл, как тогда казалось, появился не там, где жизнь его могла проходить: мокрый, холодный, будто над ним всегда висела персональная туча, – он стоял посреди пустыни и не знал, когда дождется каких-нибудь перемен.
Алёна поняла, что разогналась слишком сильно и переключила скорость, сбавив обороты. У горизонта намечался первый поворот. Первый с того момента, как от них ушли Кирилл и Галя. «Галя», - подумала Алёна и вдавила педаль газа в пол: когда там еще этот поворот! Галя стояла в дождливых сумерках и собиралась умереть от счастья прямо перед открытой дверцей машины. Халвомёс после говорил Алёне, что Гале может помочь лишь она. Галя печальна как дождливые сумерки. Её глаза почти всегда плакали, хотя она постоянно твердила, что счастлива. Именно в этом и было её главное несчастье: ей всё время чего-то не хватало. Даже после встречи с Кириллом, даже после горного перевала, когда она заставляла ехать машину одной силой воли. Халвомёс пытался убедить Алёну, что она должна всегда быть с Галей. Он доставал из-под сидения её плетку, кляп и говорил: «Давай! Она оживет!» Но Алена смотрела на бледную, усталую, спящую Галю и никак не могла заставить себя её даже тронуть. И хотя они так долго рассуждали с Кириллом о жизни на земле и так трепетно и тщательно выбирали местность, все равно, прощаясь с Галей, Алёна видела ее сырые, блуждающие в полутьме вечернего парка глаза.
«Нет, - думала Алёна и входила в поворот плавно, по встречной полосе, - она и сейчас не нашла своего счастья, пусть и несчастной сама себя не считает».
Вдали показалась чёрная кромка леса – солнце сваливалось с неба.
«таких как Кирилл и Галя мы никогда больше не встретим», - подвела итог жгуче-тоскливым мыслям Алёна и оглянулась на заднее сидение, которое уже десять минут испытывало ее тишиной. Петя сидел справа и, глядя на отдаляющиеся степные волны, заплетал свои длинные волосы в тугую темную косу. Женя, свернувшись калачиком, спала в уголке.
- Смени меня, у меня устали глаза, - обратилась Алёна к Пете. Тот бросил последний взгляд на родную степь и кивнул. Алена поставила рычаг переключения скоростей на нейтралку и отжала педаль сцепления. Потом она перелезла на заднее сидение, а ее место занял Петя.
- Я не буду гнать как ты. – Спокойно сказал он, поворачивая в лес на узкую, неасфальтированную дорожку. – Всё-таки это лес, а не степь.
Он включил ближний свет, и Алёна не смогла придумать, что еще тут сказать.
- Не буди Женю – мы долго шли без сна.
- Не буду. Я сама умираю от усталости. Мы с Халвомёсом проехали всю степь вдвоем и очень устали: сон, дорога, сон, дорога… - и она, вздрогнув, уснула.