За овражьей кручей, в чаще дремучей, среди кустов колючих стояла избушка. Жил там Леший. Одиноко было ему. По зимнему времени все живые существа спрятались по норам, дуплам да берлогам и без особой надобности носу наружу не казали. А люди по лесу не шастали – морозы стояли лютые.
Дни проходили за днями. Вот уже и Новый Год на носу. Но сколько Леший ни разглядывал свой нос, сколько ни мучился, все равно ничего разглядеть не смог. В конце концов, Леший пришел к выводу, что Нового Года на ЕГО носу нет, а сидит он на носу у самой Земли.
Заняться Лешему было нечем. Он то бродил по избе из угла в угол, то дрын в сенях строгал, чтобы было чем летом нарушителей лесных порядков гонять, то на печке сидел, на гуслях бренчал, на которых благодаря его стараниям осталось только четыре самых толстых струны.
Вот уже и последний день декабря. Грустно стало Лешему – один будет встречать Новый год. Почесал в затылке, вздохнул и снова полез на печку – на гуслях бренчать.
Вдруг слышит - по замершим деревьям что-то процокало и затихло. Удивился Леший, призадумался, что бы это могло быть? Его мысли прервал крепкий стук в дверь – та едва на петлях удержалась.
- Кто?!!! – подскочил Леший и шарахнулся головой об потолок.
- С-св-вои…- процедили снаружи.
Леший бросился открывать. На пороге стоял по колено в снегу Черт-В-Штанах, а из кучки снега между его рогами торчал нос Дятла-Птицы. Леший несказанно обрадовался. Черт-В-Штанах перешагнул через снег в сени и замотал головой, стряхивая снег. Заледеневший Дятел-Птица свалился с его макушки и воткнулся носом в пол. Черт-В-Штанах выдернул после нескольких безуспешных попыток пернатого из доски и аккуратно поднял за хвост, попутно отламывая от бороды сосульки.
- Растереть его надо. Водкой, – задумчиво произнес он. – Говорят, помогает.
- Ага! – Леший бросился к вместительному бочонку. – Окунай! – сказал он, снимая с бочонка крышку. Черт принюхался.
- Самогон? - Его брови удивленно поднялись.- Ладно…
Держа Дятла-Птицу за самый кончик хвоста, он окунул его в дурманную жидкость. Пару секунд ничего не происходило, но тут Дятел-Птица выпустил из носа каскад пузырьков и бешено затрепыхался. Черт немного подождал, вынул пернатое из самогона, хорошенько отжал и пристально оглядел ошалевшее создание.
- Жить будет, - заключил он. Дятел-Птица открыл левый глаз, клюнул промеж рогов Черта за такое издевательство и, обиженно нахохлившись, уселся на табурет. С его носа, крыльев и хвоста продолжал капать самогон, наполняя избушку неописуемым ароматом. Леший, вытащив узорчатое полотенце, обернул им Дятла-Птицу и стал растирать.
Черт-В-Штанах, потирая лоб и морщась, оглядел горницу. Убедившись в отсутствии новогодней елки и наличии пустого стола, он перевел скорбный взгляд на Лешего, который в это время вытряхивал из полотенца Дятла-Птицу. Вид у птички был тот еще – перья склеились, стояли дыбом и торчали в разные стороны до такой степени, что невольно, но очень навязчиво лезла в голову мысль о наличии в роду Дятла-Птицы ежей.
Дятел злобно поглядел на Лешего, клюнул его в нос и улетел на печку досушиваться.
- Леший, - укоризненно начал Черт.- А где елка? А где стол?
- Елка в лесу, стол в углу, – пробурчал тот.
- Леший, сейчас последний день декабря! Новый год! А у тебя елка в лесу не срублена, стол в углу – ПУСТОЙ!
- Я тебе елки-то порублю! Или ты забыл, кто я? Без тебя тут срубщиков хватает. Мужики вконец охамели! Этак у меня через пару лет в лесу ни одной елки не останется!
- Ладно, не бушуй. Елку можно и не рубить. Но где это видано встречать Новый год пустым столом?!! Один ты так можешь!
- Я тебе Леший или повар?!
Черт только закатил глаза.
- Хорошо, что я с собой Дятла принес, он у нас по этому делу мастер большой, да еще кое-чего захватил, – вздохнул Черт-В-Штанах, доставая из обширных штанов всякие свертки и кульки. Последними белому свету явились две огромные бутыли темно-зеленого стекла.
- Дятел-Птица, - позвал Черт.- Кашеварь, давай, а то тут некоторые… - он не закончил, так как понял, что Дятел нагло задрых на печке. Точнее, он надеялся, что странное существо, храпящее на печке и испускающее зверский запах матерого первача – это все-таки Дятел-Птица.
- Дятел-Птица! – Черт нерешительно потыкал странное существо в бок. - Проснись… Проснись!!!
Существо разлепило один глаз, сфокусировало его на Черте-В-Штанах и заплетающимся языком изрекло:
- От-тва-ли! – Глаз закрылся, дальнейших комментариев не последовало, а по горнице разнеслось довольное сопение.
- Э-э-э-э…- протянули Леший с Чертом, глядя друг на друга. Развить эту мысль они не смогли, неожиданно раздался душераздирающий скрип – чьи-то когти отчаянно проскребли по оконному стеклу. Друзья опрометью выскочили на крыльцо, чуть не снеся многострадальную дверь, и замерли в немом изумлении.
У окна стоял, искрясь в лучах солнца и переливаясь дивными оттенками на сверкающи гранях, здоровенный кусок льда.
- Водяной!!!- ахнули они.
- Мму, ммы, мммо…- пробивались из-подо льда странные позывные.
- Ась? – Леший приложил ладошку к уху.
- Карась, - рявкнул Черт и дал Лешему хорошего пинка. Тот уткнулся в сугроб по самые плечи. – Разморозить его надо. И побыстрее.
- Что? Тоже самогоном растереть? – наивно осведомился Леший.
- А вот это уже лишнее. Просто в воду горячую положить,- деловито изрек Черт-В-Штанах.
Водяного поставили поближе к печке, быстренько принесли здоровенный чан, наполнили его водой, поставили на огонь и сунули туда Водяного. Когда вода стала сердито побулькивать и испускать пар, Водяной с тяжелым вздохом всплыл на поверхность. К запаху самогона добавился запах вареной тины.
- Ну вот, Водяной, - сказал Леший, пытаясь вместе с Чертом снять чан с огня. – Теперь ты можешь считать себя настоящим отморозком.
- Молчи, еловая голова!- Водяной шлепнул Лешего перепончатой лапой по голове. – Я…
Но тут в дверь снова постучали. Чан так и остался на огне, Черт зачем-то бросился к столу, а Леший опять выскочил на крыльцо и с размаху налетел на стоящее на пороге дерево непонятного происхождения.
- Лысый человек! – человекнулся Леший (это люди чертыхаются, а нечисть человекается). – У кого такие шуточки, что коряги на пороге ставят? Дерево корявое! – Леший от души пнул корягу ногой. Дерево сдавленно охнуло и без выражения сказало:
- Я не дерево и не коряга.
- Кикимыр! - обрадовался Леший. - Что ж ты деревом прикинулся?
- Привычка, - ответил Кикимыр, постепенно обретая свой кикимырский облик, и, поскрипывая суставами, зашел.
- Я тебе клюквы туесок принес, ну морошка там еще, - произнес он, вручая Лешему туесок размером с хорошее ведро. Ягоды тотчас перекочевали на стол.
- Кикимыр! Радость моя!- заорал с обожанием в голосе Черт-В-Штанах. Все, включая Кикимыра и исключая Дятла-Птицы посмотрели на него круглым глазами. Одухотворенность голоса поражала. Слепое обожание, светившееся в нездорово горящих глазах Черта, заставляло его мелко подпрыгивать на месте.
- Кашеварь!!! - ультимативно добавил он.
Кикимыр скрипнул и пошел разбираться в свертках. Леший тихонько исчез на печи и только блестел оттуда глазами да помаргивал. Потом задвинул шторку и предался своим лешинским мечтам. У него под боком заливисто посапывал своим длинным носом Дятел-Птица. Водяной, не обнаружив себе достойного занятия, пускал в своем чане пузыри, а потом и вовсе задремал и ушел на дно. Черт-В-Штанах слонялся по дому, совал свой пятачок в разные темные углы, все что-то бубнил и тихонько человекался.- Где у этого балбеса что лежит?
Не нейдя, где это что-то лежит, он подкрался к печке, аккуратно поднял уголок шторки и гаркнул в темноту:
- Леший! Где елочные украшения?!!
Леший с испугу снова шарахнулся затылком об стену.
- З-з-зачем?
- Надо.
- Так елки-то все равно нету.
- Будут игрушки – елка найдется. Ну, так где?
- Там.
- Где?
- Там, - Леший ткнул пальцем в недра своей избы.
- Ясно.
Черт пошел в указанном направлении, обследуя по пути все укромные места. Некое подобие украшений обнаружилось под перевернутой кадкой, в большой плетеной корзине. Он вытащил их на свет божий, но сделать ничего не успел. В дверь от души забарабанили.
Леший бросился открывать. На пороге стояла компания, которую не смог бы представить себе даже Черт-В-Штанах – Домовой, Банник, неизвестно как оказавшийся здесь заграничный эльф, у которого на голове сидел Ворон.
- Знакомься, - деловито сказал низенький лохматый Домовой эльфу. – Я – Домовой. Этот лохматый детина – Банник. У тебя на темечке – Ворон – Костяная Задница. Это – Леший. Там, в чане, - Водяной. Это Черт-В-Штанах. Вроде, всех назвал…
- И Дятел-Птица! – пискнул Леший, держа на ладонях какой-то черный ком не то перьев, не то иголок.
- И Дятел-Птица, - подтвердил Домовой. – А это, - он указал на эльфа. – Гость иноземный, эльфийского племени. Имя ему – Данделиос.
- Чего? – переспросил Леший. – Ты сам понял, что сказал?
- Короче, по-нашему Одуванчик.
- А-а-а… Ясно, – покивал головой Леший. – Добро пожаловать в наши края-земли. – Обратился он к гостю из дальних стран. Тот тем временем изумленно осматривался. Услышав, что к нему обращаются, Одуванчик учтиво ответил:
- И вас туда же!
Сказано это медленно, певуче и с сильным заграничным акцентом. Все переглянулись и вежливо промолчали. Похлопав удивленно своими золотистыми глазами, эльф поинтересовался, указывая на Ворона:
- Скажитэ, а почэму он есть Кастанайа Задниса?
- Служил он у местной колдуньи – Баба-Яга Костяная Нога зовут. Как-то он со всего размаху сел на Лешего, тот и обозвал его в сердцах Костяной Задницей, – пояснил Домовой.
- Понйатно. И есчо. А он почему Чйорт-В-Сштанах?- продолжал допытываться Одуванчик.
- Потому, что я в штанах! – ответил Черт, гордо разглядывая свои полосатые бело-синие ватные штаны.
- Я тожэ в сштанах, но мэнйа жэ не называйут Элф-В-Сштанах! – удивился Одуванчик.
- Так ихнему племени, как например нам, Воронам, штаны не положены. А он вот один их носит, застудить себе что-то что ли боится, – пояснил Ворон и гаденько захихикал. – И, заметьте, безумно этим гордится!
- Да, горжусь! – подтвердил Черт-В-Штанах.
Дискуссию прервал Банник, громогласно пробасив:
- Леший, а где елка? Где праздничный стол?
- Елка в лесу, стол, пустой, в углу! – ехидно пропел Черт и добавил: - Есть только клюква с морошкой, самогон, да Кикимыр может сейчас что-нибудь сготовит. Вот.
Черт скорбно похлопал глазами и для убедительности вытянул шею.
Банник промолчал, в раздумье хмуря брови. Потом что-то шепнул на ухо Черту, и, прихватив с собой Домового, они, никому ничего не объяснив, вышли.
Собравшиеся проводили их задумчивыми взглядами и вернулись к своим делам. Дятел-Птица по-прежнему дрых, Ворон скакал по подоконнику и поглядывал сквозь замерзшее стекло на улицу, Водяного не было слышно, Леший беседовал с Одуванчиком, а Кикимыр, разобравшись в свертках, что-то строгал, резал, варил и жарил. Изба стала наполняться аппетитными ароматами.
Время потихоньку шло. И вдруг…
Дверь распахнулась с грохотом горного обвала. Все в изумлении повернулись к двери. Вместе с облаками снежной пыли в сени ввалились три снеговика со снежными мешками.
- Добро пожаловать, снеговики, - ошалело пробормотал Леший.
- С-сам-м т-ты с-с-с-снег-говик-к! – прошипел тощий снеговик голосом Черта-В-Штанах.
- Понял!!! – ни с того ни с сего радостно заверещал Леший и, схватив веник, принялся колотить снеговика. Во все стоны полетели хлопья снега. Двое других быстренько сообразили, что к чему и кинулись вон, захлопнув дверь перед носом Черта. Охаживаемый веником, он завопил благим матом:
- Что ты делаешь, пень мохнатый?! В яму… В канаву… В лужу… В колючие кусты тебя!!!
Никакой реакции. Из-под снега стали появляться полосатые штаны. Снег слетел с головы, но не от веника, а от того, что Черт бешено затряс головой. Леший не обратил на это ни малейшего внимания и, как только Черт вновь попытался что-то сказать, веник со звонким шлепком приложился к левой половине его лица.
- Аброломм, - выдал Черт. Веник тут же приложился к правой половине.
- Хватит! – взвыл Черт-В-Штанах и запустил комом снега в смеющуюся физиономию Лешего. Тот поперхнулся, швырнул веником в Черта и стал судорожно стирать снег с лица. Леший долго отплевывался и кашлял, по его щекам текли слезы и талая вода.
Черт-В-Штанах стоял, прижавшись к двери и дико вращая глазами. С него капало, а под ним образовывалась лужа. Дверь приоткрылась, и в щелочку просунулась лохматая голова Банника. Увидев сидящего и кашляющего Лешего, Банник попробовал было протиснуться полностью, но мешал Черт, по-прежнему жавшийся к двери. Стук и крики остались без внимания. С воплем:
- Па-а-аберегись!!! – Банник с разбегу высадил плечом дверь. Но петли у двери были хорошие – чугунные, и гвозди длинные, да еще загнутые с другой стороны, в итоге тяжелая дубовая дверь, мгновенно повернувшись, гулко ударилась о бревенчатую стену. Банник кубарем пролетел через всю горницу. За ним протопал Домовой, затаскивая оставшиеся мешки. Из сеней пахнуло лютым холодом, и Леший поспешил закрыть дверь, за которой на стене обнаружился расплющенный Черт. Дружно попытались отодрать. Дверь шибанула хорошо – Черт пристал намертво. После короткого совещания было решено оставить его, как есть, в качестве украшения.
Пока все любовались раздавленным Чертом, Одуванчик подергал Домового за рукав и спросил:
- Скажитэ, а что-о в вашэм лесу совсем нэт, ну этих, как их…
- Кого? – переспросил Домовой.
- Кажэтся, вы зоветэ их дэвки.
- Я тебе покажу девки! Да у нас такие девки, что о-го-го! – гордо заключил Домовой, все согласно закивали.
- А гдэ жэ они?
Домовой только пожал плечами.
- По домам, небось, сидят, - как-то грустно предположил он. Остальные тоже невесело вздохнули.
Вдруг в лесу как свистнуло, как гикнуло, захохотало заливистым смехом.
- И-и-ха-а-а! – разнеслось по окрестностям. Завыл, застонал натужно ветер, бросая в окна снежную пургу.
- У-ух!!! – вякнуло над крышей, застучало по трубе, зашуршало в дымоходе. Кикимыр еле успел выдернуть из печки чугунок и отскочить в сторону, как из ее недр дыхнуло жаром, полетели тучи сажи и вылетело здоровенное помело, на котором гордо восседали три только что поминаемые девки.
- Знакомьтесь! – радостно заорал Домовой. – Это гость иноземный, эльф, Одуванчиком кличут. А это наши девки!!! Та, что в белой рубахе – это Русалка, та, что в черном – это Ведьма, та, что в красном сарафане – это Полуденница.
Одуванчик в восхищении таращил свои большие глаза. И было на что посмотреть. Девицы были одна другой краше.
Русалка – невысокое изящное создание с полупрозрачной кожей, огромными карими глазами на узком лице и темными волосами, спадавшими волнами на спину и украшенными по случаю праздника речным жемчугом, в белой, узорчатой рубахе.
Высокая, статная Ведьма стояла гордо подбоченившись, глядя на всех своими горящими зелеными глазами. В ее длинных коричневых волосах запутались пахучие травы.
Полуденница – румяная, круглолицая, с пронзительными голубыми глазами и русой косой по пояс. От нее веяло ароматом полей, колосьев и солнца. По случаю праздника она сменила свой обычный белый наряд на яркий расшитый золотом красный сарафан.
Восхищенное созерцание прервал дикий вопль и грохот падающей утвари. Мгновенно горница наполнилась тяжелым паром и запахом вареной тины и почему-то ухи. По полу заструились ручейки кипятка. Вскрикнула Русалка, поскольку она была босая, ей обожгло ноги. Все загалдели, пытаясь выяснить, что же случилось, бестолково носились по горнице, не видя ничего в пару, то и дело сталкиваясь лбами, обо что-то спотыкались. Весь этот гам перекрывал чей-то мощный голос, крывший кого-то отборными матюгами.
Ведьма, не долго думая, взлетела на своем помеле под потолок. Леший повис снизу, цепляясь за помело руками и ногами. Банник в неразберихе наступил на Ворона. Русалка с Полуденницей запрыгнули на стол и сидели там, поджав ноги.
Наконец Домовой догадался открыть дверь, и пар рассеялся. Суматоха понемногу улеглась. Горница напоминала лес после драки леших. Все перевернуто, на полу грязные лужи воды. У печи, рядом с опрокинутым чаном сидел Водяной красный, как вареный рак, и что есть мочи бранил Кикимыра, в бессильной злобе потрясая кулаками.
- Ах, ты, коряга болотная!!! Полено трухлявое!!! Сучок гнилой!!! Ты, что же это, решил из меня уху сварить?!! Да я тебе сейчас за это руки-ноги переломаю, косточки пересчитаю!!!
Кикимыр жался к печке, выставив перед собой ухват. Предосторожность была не лишней, так как Водяной не пришиб его сразу же только потому, что не мог подняться, поскальзываясь на вареных овощах, среди которых сидел.
Когда стали выяснять, что же произошло, Кикимыр рассказал следующее. Готовил он себе тихонечко, никого не трогал, лучок резал, морковку строгал, у печки хлопотал, забыл обо всем на свете. Глядит, чан на плите паром исходит. Заглянул туда Кикимыр – вода закипает, наверное, подумал он, для супа. Покрошил он туда овощей, травок разных добавил, чтоб вкуснее было, дровишек подбросил, чтоб кипело быстрее, а то, что в чане на дне Водяной спал, совершенно забыл.
- Прибью!!! – не успокаивался Водяной.
- Сам хорош, - пожурил его Домовой. – Нечего бока зазря пролеживать. Помогал бы нам, тебя бы не сварили.
Водяной только красноречиво посмотрел на Домового. Леший, чтобы задобрить Водяника, поднес тому большую кружку хмельного меда. Тот с благодарностью выпил, но тут же яростно зарокотал, как весенний поток:
- Смотри, что ты наделал, чучело торфяное! Я теперь ни рукой, ни ногой пошевелить не могу.
Кикимыр лишь рассеянно пожал плечами. Банник предложил намазать Водяного простоквашей, а Домовой – маслом, на что Кикимыр заявил, что это лишь бесполезная трата продуктов.
- Напоить до бесчувствия! – заявил с печки Дятел-Птица, при этом даже не соизволив проснуться.
Водяной глядел на всех злющими глазами и готов был всех утопить. Бестолковые пререкания прервала Ведьма:
- Не хнычь. Сейчас мы тебя вылечим, - сказала она, доставая из своей сумы пучки трав, какие-то баночки, чьи-то кости и прочие ведьмовские принадлежности.
- Так, ты, - она ткнула пальцем в Банника. – Берешь ведро, идешь вдоль оврага, как только увидишь сосну, спаленную молнией, повернешь на восход, пойдешь, пока не упрешься в столетний выворотень, обойдешь его слева. Держи направление на высокую ель. Там родник заповедный. Наберешь воды полное ведро и возвращайся. Да смотри, не расплескай!
- А если заблужусь?
Ведьма смерила его строгим взглядом. В ответ Банник только наивно хлопал глазами.
- Заблудишься, вот тебе клубок. Бросишь его, он тебя выведет.
Он взял клубок и положил за пазуху.
- Только на землю бросай, под ноги. А не куда-нибудь подальше, в чащу! А то я тебя знаю, – остерегла Ведьма напоследок.
Банник вздохнул и поплелся вон.
- А вы, что стоите? – поинтересовалась Ведьма у остальных. – Может кто-то догадается здесь хоть чуть-чуть прибраться?
- Я не могу, - пискнула Русалка. – Мне ноги обожгло. Вы то все в лаптях, а я нет.
Ведьма дала Русалке баночку с какой-то мазью, от которой тут же все зажило.
- Тебе это не поможет! – отрезала Ведьма, Водяному оставалось только захлопнуть свой рот. Кряхтя, он перебрался на лавку и наотрез отказался принимать участие в уборке, ссылаясь на тяжелые травмы.
Домовой уже носился по дому, отдавая распоряжения – там прибрать, там вытереть, там подмести. Нечисть неохотно бралась за веники и тряпки и расползалась по углам наводить порядок.
- А это что еще такое? – спросила Ведьма у Лешего, указывая на расплющенного Черта-В-Штанах.
- Да вот, дверью пришибло. Отодрать не смогли. Вот и висит, болезный, в качестве украшения.
- Изверги вы! – сказала Ведьма. Она подергала Черта за рога. Тот пристал действительно крепко. Ведьма, скрестив руки на груди, стояла в раздумье, постукивая по полу ногой. Наконец властно изрекла:
- Изба! Плюнь Черта!
Черт тотчас осел бесформенной кучей на полу. Об него тут же споткнулся Домовой, пробегавший мимо с веником в руках.
- Разложили тут барахла! – возмутился он. – Убирайте его отсюда! Здесь и так мусора хватает.
- Куда? – поинтересовался Леший.
- Вон, рядом с печкой положите. Там уже убрано.
Многострадального Черта опять схватили за рога и, словно тюфяк, перетащили к печке. Ведьма опять достала какую-то склянку и, с трудом ее откупорив, поднесла к пятачку Черта. Из склянки пахнуло жуткой вонью. Вся шерсть на Черте стала дыбом, глаза свело к носу и все. Как лежал плоской шкуркой, так и лежит и признаков жизни не подает.
- Может, я ошиблась где? – предположила Ведьма, закупоривая склянку. – Снадобье новое, не проверенное, может где чего напутала. Или не хватает чего-то.
- Можно его перед дверью постелить, ноги вытирать, - предложил Ворон. После того, как на него наступил Банник, он был зол и вреден.
- Если не оживет, может и положим, - согласилась Ведьма.
Тут на печке заскреблось и зашуршало. Краешек шторки поднялся и оттуда показались нос и голова Дятла-Птицы.
- С добрым утром, - промолвил Леший. Дятел-Птица никак не отреагировал. Глаза его были по-прежнему закрыты.
- Поднять подняли, да разбудить забыли, - изрекла Ведьма, созерцая сонное явление. Дятел-Птица поводил носом из стороны в сторону, нащупал лапкой край печки и, повернувшись к миру хвостом, совершил свое черное дело – нагадил Черту-В-Штанах точно промеж глаз.
Раздался громкий чмок. Тело Черта снова вернулось в свое нормальное состояние. Сведенные к носу глаза сперва наполнились мыслью, потом непониманием, потом удивлением, потом пониманием, а затем бешеной яростью.
- Дятел-Птица!!! – заорал он, вскакивая с пола. – Ты что, гад, делаешь!
Дятел ничего не ответил, тогда Черт схватил его за шею и принялся душить, мотая им, как собака тряпкой. Дятел-Птица нагадил на Черта вторично. Тот со злости чуть не задохнулся, выскочил во двор и принялся колотить Дятлом обо все попадающиеся на пути стволы. Скоро парочка скрылась за деревьями, лишь слышался еще какое-то время перестук, но и тот скоро затих вдали.
- Значит, не хватает птичьего помета. Надо запомнить, - констатировала Ведьма.
- Кто о чем, - вздохнул Леший, закрывая за Чертом дверь.
Уборка к этому времени была закончена – Домовой умеет когда надо поставить всех на уши. И сейчас Полуденница командовала, куда вешать украшения. Горница преображалась – по стенам Кикимыр развесил гирлянды болотных огоньков. Русалка застелила стол новой белой скатертью. Полуденница украшала дверь и окна венками, сплетенными из колосьев. Одуванчик веселил всех игрой на дудочке. Водяной сидел на лавке и непрерывно ворчал.
Вдруг в дверь опять кто-то остервенело заскребся. Леший бросился открывать. На пороге стоял огромный матерый волк. Серой молнией проскочив у Лешего между ног, он перекувырнулся через себя посреди горницы и обернулся Колдуном. Высокий и худой, он оглядел всех пронзительным взглядом из-под густых бровей.
- Опять добрых людей зазря пугаете под праздник?! – строго осведомился он.
В ответ нечисть только удивленно переглянулась и пожала плечами.
- Нет, даже и не думали, - ответил Леший. – А что случилось?
- А с чего это Черт бегает по лесу вокруг деревни, воет что-то нечленораздельное, да стучит по стволам. Вся деревня с перепугу заперлась по домам, бабы голосят, мужики с топорами да вилами в сенях караулят. Думают, конец света пришел.
Ему вкратце рассказали случившееся. Колдун усмехнулся.
- Ладно, сам угомонится.
- А как же несчастные селяне? – подковырнула Ведьма.- В очередь, наверное, уже перед твоей хатой выстроились. С подношениями. Чтоб ты Черта утихомирил.
- Да ну их в тридесятое царство. Только и знают, что пироги приносить. Они мне уже в горло не лезут, - он только махнул рукой. – Переживут.
Все согласились, что один раз крестьяне переживут, так как никому не хотелось уходить из теплой избы искать в лесу Черта.
Наконец вернулся Банник, поставил полное ведро, в котором плавали мелкие льдинки, рядом с дверью и пошел отогреваться к печке. Ведьма немедленно склонилась над ведром, шепча какие-то заговоры, вытащила из своих волос пару сухих травинок, растерла их в пыль между пальцами и высыпала в воду. Водяной выжидательно наблюдал. Наконец вода была заговорена.
- Пойдем, - обратилась Ведьма к Водянику.
- Куда?
- На улицу. Обряд нужно проводить под открытым небом, тогда оно всю твою хворь заберет, и та больше никогда не вернется.
Водяной с кряхтением слез с лавки и поплелся на улицу. Остальные потянулись следом, не желая пропускать такое зрелище, толклись в дверях.
- Встань лицом на полдень, - скомандовала Ведьма. Когда Водяной повернулся лицом в нужную сторону, Ведьма встала у него за спиной, держа в руках ведро, и нараспев стала произносить заговор.
- Вода-водица, в заповедном ключе набранная, заветными словами заговоренная, омой убогого, забери хворь-болезнь.
С этими словами она окатила Водяного ледяной водой с головы до ног. Водяной остолбенел. Он так и стоял, вжав голову в плечи, и с ним происходили удивительные метаморфозы. Из красного он стал фиолетовым, потом синим, потом, наконец, как ему положено позеленел.
- Утопил бы, - клацая зубами, приговаривал он, гоняясь за Ведьмой по двору с ведром в руках. Когда ей надоело от него бегать, она кликнула помело и скрылась на нем в трубе лешенской избушки.
- И не стыдно тебе народу голову морочить? – тихонечко поинтересовался у нее Колдун. – Просто холодным настоем его умыть нельзя было? Стоило такой балаган устраивать. Банника за три версты посылать за самой обычной водой?
- Вся сила лечения не в снадобьях и заговорах, - назидательно проговорила Ведьма. – А в силе веры. Прошепчи что-нибудь, руками поводи, повращай глазами, да плюнь три раза. Ты еще плевать будешь, а у больного уже все прошло – руки заработали, ноги заходили. Ты его хоть год самыми лучшими мазями да отварами лечи, а все без толку. А стоит только вокруг него попрыгать да поорать, тут же все, как рукой, снимет. Вот такая она, сила самовнушения.
Они замолчали, обдумывая сказанное.
- Самому что ли не приходилось подобным заниматься?
- Приходилось, - согласился Колдун.
- Ладно. Хватит бездельем маяться. Надо бы за елкой слетать.
- Откуда ты елку возьмешь? Леший тебя на щепки построгает, вздумай ты тронуть хоть самое чахлое дерево.
В ответ Ведьма только хитро прищурилась и, ни слова не говоря, вылетела в трубу.
Вечерело. Уже давно были завершены последние приготовления, и собравшиеся с нетерпением ждали возвращения Четра-В-Штанах с Дятлом-Птицей да Ведьмы. Колдун рассказывал байки о глупостях крестьян, Леший и Домовой играли на гуслях, Одуванчик подыгрывал им на дудочке, остальные пели песни, а Русалка с Полуденницей порадовали всех лихими плясками. Ворон бегал по подоконникам, высматривая, не возвращаются ли загулявшие.
- Идут! – наконец прокаркал он.
И действительно послышался скрип шагов по снегу и в горницу рысцой проскакал Черт-В-Штанах. Дятел-Птица сидел у него на плече по-прежнему взъерошенный, но трезвый. Вид они имели потрепанный и побитый, мелко вздрагивали и косились выпученными глазами в сторону двери.
- В добром ли вы здравии? – поинтересовалась Полуденница. – Аль увидели что-то недоброе?
В ответ те только потыкали пальцами в сторону двери и в один голос прохрипели:
- Сами гляньте.
Нечисть всей гурьбой высыпала на крыльцо в недоумении вертя головами во все стороны. Водяной открыл было рот, чтобы спросить, кого же они там увидели, но вопрос так и остался незаданным.
В свете умирающего дня разворачивалась следующая картина. Между деревьев на помеле, выписывая зигзаги, носилась Ведьма, во все горло распевая неприличные частушки. За ней на толстой веревке, как шальная собака на поводке, семенила Избушка на курьих ножках. Она то и дело пускалась в пляс, подпрыгивала и кружилась, а в ее недрах гулко звякала домашняя утварь, катающаяся из угла в угол. Крыши у бедняжки не было.
- Ты что с Избушкой сотворила, девка непутевая?! – ахнул Домовой.
Ведьма опустилась на двор, привязала веревку покрепче к самому толстому дереву поблизости и, увертываясь от мелькающих в воздухе лап, поспешила взойти на крыльцо Избы.
- Да вот, - начала она, изо всех сил вцепившись в резные перила, так как Избушка пошла плясать вприсядку. – По осени крышу у нее сорвало. А та, окаянная, взяла и улетела. Где я ее только не искала, куда я только не летала – «и в самый низ, и в самые верха», - пропела Ведьма загадочно улыбаясь. Взгляд ее переместился куда-то вверх, в выцветшее пространство неба, но было ясно, что видит она что-то совсем другое. Помолчав, она продолжила. – Все без толку. Уплыла куда-то, паршивица, и с концами! С тех пор Избушка и чудит.
- Сидеть, убогая!!! Угомонись хоть на часок! – Заверещала Ведьма, потому как Изба взвилась в таком лихом прыжке, что Ведьма чуть не перекувырнулась через перила. Изба притихла, лишь время от времени топталась на месте. Ведьма нетвердой походкой прошла по крыльцу, с трудом отворила перекосившуюся дверь и скрылась внутри. Послышался грохот, звон и лязг, затем долгий скрежет и, наконец, дверь снова открылась. В проеме показалась пятящаяся Ведьма, тащившая за собой что-то тяжелое.
- Что вы стоите, как пни. Помогли бы, - сказала она.
- Помогли бы, да к твоей Избе подойти страшно. Наступит и даже не заметит, - ответил Банник.
Ведьма тяжело вздохнула и вытащила ношу на крыльцо. Это оказалась здоровая деревянная кадка, в которой сидела невиданной красоты маленькая елочка – пушистая, веточки одна к одной, а иголки невиданного голубоватого отлива. Все ахнули.
- Откуда такую красоту достала? – Леший загляделся на елку, не замечая просвистевшей рядом с его ухом куриной ноги.
Ведьма лишь неопределенно махнула рукой и шепнула пару слов кадке. Та тут же поднялась на маленькие ножки и заковыляла в хату Лешего.
Спустя некоторое время елка уже стояла наряженная посреди горницы. Наконец все были в сборе и дружно приступили к веселому застолью.
Вспомнили былое, погадали о будущем, выпили за крепкую дружбу. Незаметно настала полночь.
- Слышите? – спросила Русалка. По лесу разносился звон золотых бубенцов, топот копыт и храп коней.
- Дед Мороз! – обрадовались все и выбежали во двор.
По лесу в серебряных санях запряженных тройкой снежногривых лошадей в облаке искрящегося снега мчался Дед Мороз. Снег оседал на деревьях, покрывая их пушистой сверкающей шубой, от чего лес стал светлым и прекрасным.
- С Новым годом! – пророкотал Дед Мороз, подъезжая к жилищу Лешего. Русалка с Ведьмой тут же поднесли гостю кружку ядреного самогона. Дед крякнул, выпил, отер усы и произнес:
- Благодарствую. А теперь и вы примите от меня гостинцы.
Он достал из саней большой мешок, развязал тесемки на горловине и вытащил оттуда новенький тулуп, который вручил Лешему. Водяной получил скатерть-самобранку. Домовому досталась большая расписная ложка. Ворону Дед Мороз дал серебряное кольцо. Банник гордо разглядывал свой новый сияющий медный таз. Русалка с благодарностью приняла золотой гребень. Полуденница примеряла цветастый платок. Колдун обрел волшебную торбу, а Кикимыр – вышитую рубаху. Черту Дед Мороз подарил сапоги-скороходы, Дятлу-Птице железный нос. Одуванчику он преподнес узорчатый пояс, расшитый дорогими каменьями. Для Ведьмы из мешка выпрыгнула дубовая ступа.
- А теперь держите! – скомандовал Дед Мороз, показывая на углы своего мешка. Все дружно ухватились и стали тянуть. На свет стало появляться что-то огромное и лохматое.
- Тащите… Еще чуть-чуть, - лицо Деда от натуги покраснело. Огромное и лохматое продолжало увеличиваться в размерах. Оно все росло и ширилось и скоро стало больше мешка, больше Деда Мороза, больше Избушки.
- Ох! – все попадали на землю, образовав кучу малу, так как нечто наконец вылезло из мешка и теперь стояло во всей красе посреди двора. Это была крыша.
- Крыша! Родная! – заохала Ведьма. Избушка вторила ей радостным кудахтаньем. – А ну-ка встань по старому, как мать поставила!
Крыша замахала скатами, тяжело взлетела и опустилась на стропила. Избушка тут же успокоилась, поджала куриные ноги и встала, что самая обыкновенная изба – прочно, основательно, непоколебимо.
- Вот теперь порядок! – обрадовался Леший.
- Теперь – порядок, - согласился Домовой.
Дед Мороз пожелал всем счастливого Нового года, сел в свои сани и, помахав на прощание рукой, помчался в облаке метели дальше. А все стояли, смотрели ему вслед и думали о том, что что-то закончилось, а что-то еще только начинается. И от этого было и грустно и весело.
