На балу в Стране Чудес!

И кровь, и боль в болоте плещется,  и полночь, и полнолуние, и замок из песка, и тина-тина... много паутины.
И в замке под замком паук и…  тишина.  Порой, сверкает лишь холодным звоном-переливом паутина, и серебрит
сиянием своим такие полые высоты неба седины. А грязь в себе отображает всю вечность, всю историю, природу и
скверну бытия.
  Блестит свинцом и ртутью на фоне лунного серебра поверхность сказочных, загадочных болот. А, ослеплённые,
теми бликами, души сильных мира сего, страдают, переживают в отражениях желейных, торфяных отложениях и паутин,
и краткого неба. Неба, которое сегодня обязано всей своей насыщенной цветовой гаммой и бесконечной панорамой
щедрости паука. Паука, который не пожадничал, не пожалел слюны, который в тенях склепа, в костях скелета
притаился под замком...
  Я – не паук, не отражение, не серебро, не наблюдатель. Я – ключ от зАмка, от замкА.
  - Приветствую Тебя, Паук! Ты щедр сегодня и гостеприимен.
   
  *           *          *
   
  Ах, какую честь сегодня мне оказывает Сатана – Он даже реверансом преклоняется передо мной и преподносит, на
золотом подносе, Aqua vita, и предлагает выпить с ним бокал на брудершафт. О, нет – то для приветствия мне руку
подаёт. О, нет! – с порога делает Он мне предложение руки и сердца своего... Ну что ж, - сегодня я вдовец, ведь
был, однажды, я женат на Боге. Но я - великий интриган, авантюрист – я пококетничаю с Люцифером. Заявил Ему о
том, что дам ответ лишь в третьем акте пьесы, в финальной части Бала.
  А слуги-демоны Его канкан танцуют на хмельном столе. О Солнце здесь не ведают поныне, а впрочем, и быть его
тут не должно: лишь пламя, лишь огонь, лишь свечи – естественный источник жизни - смерти, нежности и мести,
свинца и жести, откровения и лести, любви и ненависти, добра и зла, тепла и света - источник бытия.
  Мне на подносе преподнесли стакан гранёный. О, нет! - хрустальный кубок. О, нет! - уже серебряный бокал. Я
осушил его до дна... впервые я обрёл бессмертие и славу, что впрочем, равнозначно для меня. Да! - Я тщеславен,
но сегодня Праздник и это не порок, это для меня урок, приобретённый опыт.
  Как - будто сказка, а возможно - плен. Страна чудес! Ведь только здесь, сегодня и сейчас искусства все
смешались воедино: и Возрождение, и Готика, Сюрреализм, и Гуманизм, Барокко, Просвещение, Идеализм,
Абстракционизм, и Реализм, Импрессионизм, Реформация, и Романтизм, и Маньеризм, и Рококо, и Неоклассицизм,
Экспрессионизм и всё, что «пост -»... и Модернизм. Арт-хаус даже. О, Ад! Страна чудес и без Алисы... но со
мной. Морфея Царство. Фабрика Грёз.
  А у земных жителей, у смертных обитателей планеты, сегодня другая аналогия, ассоциация и параллель с Могучим
Адом – Decadence. О, как вы неопрятны, ведь это просто - phantastike (от греческого) - искусство воображать.
Искусство! Слышите, - искусство, как прелюдия к миру, - прежде всего - Искусство! Соображать, а после лишь –
воображать.
  Здесь не готично - здесь демократично, а потому - антично, это мне привычно! О, эллины; о, эллинство; о,
«пессимизм... рождение трагедий».
  Второй акт. Мы с Мефистофелем в седьмом ряду, на третьем кресле я расположился. И полон зал. И душно. И
ожиданием, томлением, и воздыханием пропитан бархат ложе и галерки. И сцена, и актёры - итальянцы. А за рампой,
в яме оркестровой утонули - Шуберт, Штраус и Шопен - собрались лучшие австрийцы, немцы и поляки. И Гамлет,
Фауст, отверженный горбун. В первом ряду заметил  Данте с Беатриче, там же  расположились Байрон и Шекспир,
французские маркизы... и я уснул.
  Во сне привиделся мне дом родной: уныние, депрессия и сплин, и поиск смысла во всей неразберихе этой. Орех
пригрезился, что под порогом произрастал со мной. И я в окне, в тенях того ореха, завидел матерей своих,
прошедших поколений.  И все мои прабабки крестятся во мгле вечерних сумерек, под алым излучением Венеры. В той
суете и маете, они испуганы, они скрываются в тенях ореха от лучей моей седьмой планеты - второй от Солнца,
первой от Земли. Услышал их молитвы, услышал стон и плач я матерей скорбящих, потом какой-то крик и вопль...
  И я в поту очнулся, окутанный весь пылом, жаром и огнём – Театр горит! -  Ах, - рядовое в Аду дело. Все
ринулись к ступеням, которые вели нас ниже, глубже в Ад!.. и мы спустились, пали, низошли, мы опустились.
  Звонок! - И третий акт! - Оказывается, вокруг - всё декорации, и продолжается спектакль, уже не пьеса.
Теперь мы с Дьяволом актёры, и он - моя принцесса. Вокруг всё внемлет ожиданьем - кулисы, сцена, зал и зеркала.
И Он томится, ждёт ответ на предложенье сделанное мне...
  Ну что ж, - поцеловал я Люцифера! И обручились мы.
   
  *           *          *
   
  А что сегодня? - Я опять вдовец. Помята память, помята простынь. Лишённый целомудрия чёрт - мертвец с той
блаженной постели, с той белоснежной простыни, змеёй на пол стекает.  В том дне, на том глубоком дне, ещё с
прошлого раза не вынес Бога я... мертвого Бога, и вот теперь…  теперь - сдыхает Сатана.
  А что сегодня? -  Я опять вдовец, и даже без болота, паутины и рутины. Без короны, трона и Луны, без
сказочной своей страны.
  Я не замок, не ключ, не серебро: да просто я - полный nihil.

"На балу в Стране Чудес" (с). Пинчук Андрей. Днепропеттровск 2005.